…В период августовского сражения Самсоновской армии русские разбили 6-ю и 70-ю ландверные бригады у Гросс-Бессау и Мюлена, ландверную дивизию Гольца и 3-ю резервную дивизию у Хохенштейна, 41-ю пехотную дивизию у Ваплица, 37-ю пехотную дивизию у Лана, Орлау, Франкенау; наконец, они нанесли поражение 2-й пехотной дивизии под Уздау. Но отдельные блестящие тактические успехи русских войск не были увязаны в общую победу. Германцы потерпели ряд жестоких поражений в рамках отдельных боев, но выиграли операцию в Восточной Пруссии»[38].
Что касается действий А. В. Самсонова, то они также были предметом всестороннего рассмотрения в советской историографии. Были должным образом оценены как положительные, так и отрицательные стороны его командования 2-й армией. Еще в 1926 году Г. С. Иссерсон в труде, специально посвященном гибели армии Самсонова, указал: «Над трупом погибшего солдата принято молчать, таково требование этики воинской чести. Никто не может утверждать, что генерал Самсонов этой чести не заслужил; он был, несомненно, честным и бравым солдатом и свободен, во всяком случае, от того тяжелого позора, которым покрыл себя, например, бежавший от своих войск командир Двадцать третьего корпуса генерал Кондратович. Но для военной истории генерал Самсонов — прежде всего командующий армией. Квалификация его самоубийства как акта глубокого отчаяния и отсутствия силы воли, дабы героическими усилиями организовать прорыв остатков своей армии, не требует особого доказательства. Для человека такой поступок, конечно, не бесчестен, но со стороны командующего армией он свидетельствует о глубокой неподготовленности к своим высоким обязанностям. На войне есть достаточно возможностей погибнуть с честью, и для этого не надо прибегать к самоубийству. Если бы генерал Самсонов нашел в себе достаточно воли объединить войска для организованного прорыва, если бы он с боем вышел из окружения хотя бы с одним полком своей армии, если бы он, наконец, в последнем бою был сражен пулей противника, — история могла бы сказать: «Да, армия Самсонова потерпела грандиозное поражение, к тому было много глубоких причин, по она все же имела достойного командующего».
Но так не случилось, и так история сказать не может. Наоборот, она говорит: было бы неправильно считать генерала Самсонова и его действия единичными в русской армии: нет, и он и его действия были глубоко типичны. По своему концу они являются, пожалуй, проявлением того самого благородного, что можно было найти в русской царской армии…
Полная неподготовленность к управлению большими вооруженными массами, непонимание самой техники управления, притупленность оперативной восприимчивости и косность оперативной мысли — все эти черты, так наглядно выявившиеся в действиях Самсонова, были характерны для всей старой русской военной школы. Генерал Самсонов не мог быть в этом отношении исключением, и если он им был, как честный солдат, то разве только в лучшую для себя сторону»[39].
Книга Г. С. Иссерсона вышла в серии работ, подготовленных Управлением по исследованию и использованию опыта войны штаба РККА[40], и отражала взгляд советской военной науки на прискорбные обстоятельства поражения 2-й армии. В отличие от западной историографии, в которой неудача армии Самсонова выделялась и превращалась в объект отдельного рассказа, советские военные историки оценивали ее в комплексе происходившего тогда на всех фронтах Первой Мировой войны. Тогда получалась иная картина, чем, например, в немецкой историографии, на все лады превозносившей «Танненберг». Как заметил Г. С. Иссерсон, «то было только частным, поражением на частном театре войны»[41], из которого сверхразрекламированные в Германии Людендорф и Гинденбург не сумели извлечь те преимущества, которые дало им в руки бездарное царское командование.
А. М. Зайончковский совершенно справедливо указал: «Германское командование не имело никаких оснований венчать себя лаврами Ганнибала и провозглашать «Танненберг» новыми «Каннами», но дело не в форме, по которой были разбиты 5 русских дивизий, а в том, что сами по себе «Канны» явились последним, случайным и при этом не главным этапом армейской операции 8-й германской армии. Русские войска в основном потерпели поражение не столько от германских войск, сколько от своих бездарных высших военачальников»[42].
40
О военно-исторической работе в СССР двадцатых годов см.: Ростунов И. У истоков советской военной историографии // Военно-исторический журнал. 1967. № 8. С. 84–96.