– Ты всегда умел красиво говорить, – фыркнула я. – Но это не отменяет того факта, что ты, Кеша, являешься патологическим лгуном. И сейчас…
– И сейчас точно не вру, – перебил он.
– Мне нужно поверить тебе на слово?
– Ты ко мне слишком строга, Вася, – покачал головой бывший муж. – Даже после стольких лет?
– А разве у предательства есть срок годности? – выпалила я, даже не задумываясь.
– А у любви? У любви, Вася, есть срок годности?
На это мне ответить было нечего. Я лишь нижнюю губу закусила и отвернулась. Слезы к глазам подступили, и ком в горле встал.
Не Дубравину было о любви рассуждать. Не мне было его слушать. Но…
– Хорошо, что не безразличие, – выдохнул он. – С остальным можно работать.
Кеша смотрел в окно, как мимо проносились машины и мелькали огни витрин. Я тоже сосредоточилась на видах ночного города: все лучше было, чем обсуждать то, что давно осталось в прошлом.
По крайней мере, должно было оставаться там, а не маячить призраком перед глазами и бередить душу.
– Хочу домой, я так устала быть лягушкой-путешественницей, – выдохнула в какой-то момент я. – Подбрось меня, будь добр, раз не разрешил взять такси.
Дубравин кивнул, и я назвала адрес. Когда же уснула, убаюканная ездой и фолком по радио, так и не поняла. Проснулась на руках бывшего мужа.
– Что? Куда? – спросонья не поняла я. – Поставь, сама пойду.
– Не дергайся, – скомандовал Дубравин, и я как-то резко присмирела.
Он занес меня в дом.
– Это не моя квартира, – заметила я, оглядываясь по сторонам. – Где я?
После того как заметила Матвея у подножия лестницы, вопрос отпал сам собой. Мальчик был в милой пижаме, явно сонный и растерянный. Но от его пронизывающего, совсем не детского взгляда мне откровенно стало не по себе.
Я заерзала в попытке освободиться, но бывший держал крепко.
– У меня, – все же ответил Дубравин.
– И зачем? – удивилась я, но мужчина меня проигнорировал, поэтому я зашла с другой стороны: – Я здесь не останусь. И поставь меня на ноги. Я сама…
И договорить не успела, как бывший вдруг выполнил мою просьбу. От резкой смены положения я пошатнулась – ноги плохо держали, – но не упала, у Дубравина все было под контролем.
– Сама, говоришь? – хмыкнул он. Мне даже показалось, что эта демонстрация моей временной слабости была проделана специально, чтобы таким образом щелкнуть меня по носу. – Давай рассуждать здраво, Вась, ты больна.
– Ну спасибо, – фыркнула я. – Это не отменяет того факта, что у меня есть дом.
– И куда ты в таком состоянии поедешь? К своим? Не боишься их заразить?
Я закусила нижнюю губу. Руслана хватала все вирусные болячки прямо на подлете, да и Муся не отличалась сильным иммунитетом, а в ее возрасте любая болезнь могла привести к серьезным последствиям. Нет, в родительский дом мне дорога сейчас была закрыта.
– У меня есть квартира в городе.
– И кто за тобой будет ухаживать? – сложил руки на груди Дубравин.
– Сама справлюсь, – сказала я.
– Ты едва на ногах держишься, – хмыкнул он. – И все равно сама, да?
Его слова не были лишены истины, это могло меня разозлить – чисто из врожденного чувства противоречия, – но не разозлило. Сил на такое не хватило. Или я уже дошла до кондиции, чтобы по крупицам признавать правду.
– Так уж я привыкла, – пожала плечами я.
И на чистом упрямстве двинулась к входной двери. Каждый шаг давался мне с трудом: видимо, укол переставал действовать.
Дубравин придержал меня за плечи.
– Я никуда тебя не отпущу, – сказал бывший. – Ты остаешься здесь. Со мной. И никакие возражения не принимаются.
Его категоричность сейчас почему-то отдавалась теплом у меня в груди. Я даже поймала себя на мысли, что тактика «на плечо и в пещеру» мне неожиданно нравится. Наверное, все же горячка гораздо серьезнее влияла на мою рациональность, чем мне сразу казалось.
– Не боишься, что я заражу твоего сына?
Кеша обернулся на мальчика.
– Дом большой, вы даже встречаться не будете. Я позабочусь, – решил он. – Матвей, иди к себе.
Его сын ничего не сказал, лишь полоснул по мне глазами, развернулся и поднялся вверх по лестнице, а мне почему-то только хуже сделалось. В груди что-то заворочалось, заболело. То ли все понимающий взгляд мальчика так на меня подействовал, то ли температура стремительно поднималась.
Сил на активное сопротивление Дубравину у меня не осталось, поэтому я капитулировала под его напором.
Бывший муж помог мне расположиться в гостевой спальне. Потом я позвонила маме и предупредила о своем состоянии, чтобы они не переживали зря. А дальше… дальше реальность превратилась в настоящий хаос. Я то выныривала на поверхность из липкой ловушки, то опять проваливалась в горячку, как в обжигающую бездну.
И каждый раз, когда я открывала глаза, рядом был Дубравин.
Я чувствовала его прохладные ладони на своей коже, слышала успокаивающий голос, но не могла понять, брежу или нет.
– Уйди, – отворачивалась от него я и тут же цеплялась. – Нет, не уходи. Не отпускай меня.
– Я больше никогда тебя не отпущу, Васенька, – оседало его дыхание на моей шее.
– Обещаешь? – льнула к нему я в поисках прохлады и спокойствия.
– Я умею учиться на собственных ошибках.
Это была сложная ночь.
Ночь борьбы с заразой, которая пыталась захватить власть в моем организме.
Ночь странных откровений.
Ночь забвения, где смешались реальность и вымысел.
Пробуждение оказалось тяжелым, встретило меня резью в глазах, пустыней во рту и чугунной головой. Я простонала и осторожно пошевелила руками-ногами. Тело было ватным, с трудом, но слушалось. А вот в мыслях царила пустота, лишь обрывки неясных воспоминаний вспыхивали, окуная меня в океан растерянности.
Как только глаза привыкли к свету, я разглядела Матвея. Мальчик стоял недалеко от моей кровати и не сводил с меня пристального взгляда.
– Ты что здесь делаешь? – прохрипела я.
Он ничего не ответил. Лишь смотрел, и мне от этого становилось серьезно не по себе.
– Уходи, я заразная, – привела я новый аргумент, чтобы остаться в одиночестве. – Ты же не хочешь заболеть, правда?
– Я вам не нравлюсь, – вдруг выдал сын Дубравина. – Почему?
«Вот так – не в бровь, а в глаз, – опешила я. – Устами младенца, ага, Вася.
Матвей не приближался. Из-за его нервных движений пальцами у меня создалось впечатление, что мальчику в моем присутствии неудобно, но и уходить он отчего-то не спешил.
– С чего ты взял? – прохрипела я, надеясь, что мне хотя бы удалось сохранить спокойное выражение лица.
– Вижу, – просто ответил мальчик.
Больше он ничего не сказал, но больше-то и не требовалось. Вся его поза, взгляд оказались красноречивее сотни слов и били точно в цель. В мое сердце.
– Ты ошибаешься.
Матвей продолжал буравить меня глазами, точно прямиком в душу заглядывал.
Внезапно мне стало так стыдно за собственные эмоции, которые пока не получалось контролировать, что захотелось спрятаться под одеяло. Наедине с сыном Дубравина это я сейчас скорее чувствовала себя растерянным ребенком, мальчик же выглядел донельзя спокойным и уверенным.
– Это не так, – сказала я после короткой паузы.
Матвей никак на это не отреагировал и, что-то подсказывало мне, даже не поверил.
Да и я сама себе не особо верила. С одной стороны, я прекрасно осознавала, что не имею права испытывать неприязнь к невинному ребенку, а с другой… Каждый раз, когда я видела этого мальчика, то вспоминала о предательстве мужа. Бывшего мужа.
Получалось, что теперь я вынуждена была вновь проживать все то, от чего так долго и старательно бежала. От собственного бессилия во мне бушевала злость, которая искала выхода. Не знаю, как Матвей за столь короткий срок нашего с ним знакомства смог это уловить, но он попал в яблочко.