Здесь было многолюдно, весело и как-то по-особенному тепло. Не по градусам Цельсия, а по внутренним ощущениям.
Каток оказался под открытым небом.
Едва дети получили коньки, сразу же поспешили осваивать лед: Руслана впереди планеты всей, а Матвей на аркане за ней.
– Осторожнее! – предупредила я, правда, никто прислушиваться не собирался.
– Рискнешь? – спросил Дубравин, предложив мне переобуться. Сам-то он уже экипировался и готовился присоединиться к детям.
– Мечтаешь посмотреть на корову на льду? – хмыкнула я. – Или чтобы я не собрала рук и ног от такого испытания?
– Я подстрахую, – серьезно пообещал он. – Решайся, будет весело.
И действительно, стоило мне согласиться, как не пожалела ни на минуту об этом. Так много я не смеялась… Даже и вспомнить не могла, сколько именно времени.
А теперь словно в беззаботное детство вернулась. Ловкости и умения держаться на коньках я чудесным образом не приобрела, но ни разу не упала. Дубравин сдержал свое слово и не давал мне распластаться в нелепой позе на катке.
Сам он отлично держался на коньках.
– Ты где так хорошо кататься научился? – поинтересовалась я у бывшего мужа, когда мы покончили с этим видом веселья и вернулись на твердую землю.
– Еще в детстве на озере возле дома. Дядя учил. Хоть я и без практики тело, как оказалось, все помнит. Это как с велосипедом, Вась, – улыбнулся Кеша, а потом повернулся к подоспевшим детям. – Ну что? Понравилось?
– Ага, – выдала Руся.
– Ага, и все? – удивился мужчина, он явно ожидал более живую реакцию.
Но я, видя светящуюся от радости дочку, не искала лишних подтверждений.
– Ага, – хмыкнула хитрюга. – Когда обещанный шоколад будет?
– Кафе через дорогу видите? – спросил Дубравин. – Вон там сейчас и закажем.
– Здорово, – запрыгала Руся. – Мы очередь займем, догоняйте!
– Руслана! Смотри по сторонам, – закричала я, но куда там…
Дочке словно пропеллер в одно место всунули, настолько неуправляемой она вдруг стала. Поэтому я поспешила вслед за детьми, Дубравин не отставал, но мы все равно оказались недостаточно быстрыми, чтобы предотвратить необратимую катастрофу.
Откуда на, казалось бы, спокойной от машин трассе взялась та иномарка, я даже и предположить не могла. Как и того, что за долю секунды она разовьет бешеную скорость, а водитель крутанет руль в сторону моей девочки.
Страшный звук от мотора железного монстра нарастал, Руслана застыла посреди дороги. Мы с Дубравиным кинулись к ней, но… не успели.
Все случилось слишком быстро даже просто для понимания.
Машина не сбавляла скорости, наоборот, казалось, только прибавила. Столкновение было неминуемым.
У меня сердце остановилось от собственного бессилия. Я словно бы попала в самый страшный сон, когда хочешь закричать – и горло сводит спазмом, бежишь – и словно бы на одном месте.
Матвей вытолкнул мою девочку в самый последний миг, а сам…
Глухой звук резанул по моим нервам. Мальчик ударился о капот, перелетел машину и свалился кулем на дорогу.
Я онемела. На мгновение ослепла и перестала ощущать собственное тело. Но потом все чувства вернулись, накатили разом, грозясь утопить меня в кошмаре случившегося.
Иномарка скрылась за поворотом. Матвей лежал без движений.
Стук собственного сердца заглушал для меня все остальные звуки. Зрение стало туннельным.
На ватных ногах я подлетела к Руслане. Дочка была дезориентирована, испугана, но отделалась всего лишь сбитыми ладонями и, похоже, коленками.
– Как ты? Как? – беспорядочно ощупывала я свою девочку.
Руся заплакала.
– Как ты? – захлебывалась я испугом. – Что у тебя болит?
– Ничего, – призналась доча. – Что с Матвеем?
Я обернулась через плечо. Возле мальчика собралась толпа. Дубравин сидел возле сына, держа руки над ним, словно не решаясь прикоснуться.
– С ним все хорошо, – соврала я.
– Почему тогда Матвей не встает?
Я прижала дочь к себе, заслонив ее от страшной картины.
– Мам?
У меня не было ответа на этот вопрос. У меня вообще ничего не было: ни сил, ни смелости, ни спокойствия, чтобы поделиться им с ребенком.
– Ты плачешь? – спросила меня Руслана.
Она дрожала в моих руках, словно осиновый листочек на ветру. И эта дрожь передавалась каждой моей клеточке, или моя ей…
– Нет, что ты, – прохрипела я. – Это просто снег на щеках тает. Видишь, какой снегопад пустился?
И ветер налетел. Сама природа будто бы транслировала состояние, в которое мы провалились, как в другое измерение. Параллельный жуткий мир. Мир боли, страданий, несправедливости. Мир, где страдают дети.
Счастливый вечер, обещавший оставить в памяти теплый след, обернулся настоящей трагедией.
Я не запомнила, в какой момент приехала машина скорой помощи. Все старалась отвлечь дочку от произошедшего, а потом услышала гул сирены и очнулась. Жаль, что не от этой реальности, как от дурного сна, лишь оцепенение спало.
Мальчика погрузили на носилки.
Я старалась не смотреть в его залитое кровью лицо, но оно все равно стояло перед глазами.
– Мы с тобой, – подскочила я к машине, когда Дубравин садился за руль.
– Нет, лучше поезжайте домой. Не надо ребенку это все… – Здесь он захлебнулся чувствами, которые будто встали поперек горла комом, и неловко замолк. – Вызови такси, Вася.
– Нет, мы с тобой, – не согласилась я.
Другого выхода для нас я сейчас не видела, как и мир вокруг толком не разбирала.
– Поезжай скорее, – скомандовала я Дубравину, усадив Руслану на заднее сиденье, а сама выбрав место рядом с водителем.
У Кеши тряслись руки, а сам он был настолько бледным, что лицо стало казаться восковой маской.
– Все будет хорошо, – сжала ладонь бывшего мужа я.
Эти слова были банальными до зубовного скрежета, но в них очень сильно хотелось верить.
Дубравин кивнул и сжал руль так крепко, что костяшки пальцев побелели.
– Спасибо, – сказал мужчина.
Вел он уверенно и аккуратно, словно бы ни на минуту не забывал, что в салоне находился еще один ребенок.
– Мам, Матвей умрет? – в какой-то момент спросила меня Руслана, и этот вопрос продолжал звучать в моей голове еще много часов подряд.
– Нет, Солнышко. Конечно же, нет, – с уверенностью заявила я, словно бы могла взять на себя роль Бога. – Ему просто нужно немного подлечиться в больнице. Врачи помогут, и все у него будет хорошо.
– Я буду в это верить до луны и обратно, – заявила она.
– Что? – не поняла я.
– Ты когда-то говорила, что если сильно во что-то верить, то оно обязательно сбудется и случится, – объяснила доча. – Поэтому я буду верить в выздоровление Матвея до луны и обратно, чтобы точно сбылось.
– Да, именно, – улыбнулась сквозь слезы я. – Так и будет, Солнышко. Вот увидишь. Он еще нарисует твой портрет, как и обещал, или научит тебя рисовать.
Руся отчаянно закивала и опять расплакалась. Дубравин настолько сильно стиснул зубы, что его рот превратился в одну едва заметную линию.
Дальше время для меня замедлило свой бег, точнее обернулось в один сплошной час боли и ожидания.
Матвея оперировали.
У него была открытая черепно-мозговая травма, внутреннее кровотечение, перелом ребер, правой большеберцовой кости и шейки бедра… Никаких гарантий врачи нам не давали, оставалось только молиться. Что я и делала. Как умела.
Я хотела отправить Руслану домой, но дочка воспротивилась, да и мне ужасно боязно было с ней расставаться после всего, что произошло. Поэтому вызывать маму, чтобы ее забрали, я не стала.
Мое рыжее чудо вымоталось и уснуло прямо на диванчике в коридоре. Мы прикрыли ее куртками, а сами отошли немного дальше, чтобы не мешать спать разговорами, коих, на самом деле… и не было. Каждый из нас думал о своем.
Я все поверить не могла, что этот мальчик, которого я когда-то даже пыталась ненавидеть, спас мою дочку таким вот образом. Заменив ее собой.
Это просто не укладывалось в моей голове. Но в то же время я чувствовала облегчение, что на операционном столе сейчас была не моя Руслана.