— Вы хорошо поработали, Яша, но и я не терял даром времени. — Дзержинский положил перед Петерсом небольшой треугольный кусочек картона с напечатанными на нем двумя буквами: «О. К.». Поймав удивленный взгляд Петерса, он улыбнулся.
— Я тоже сначала не мог понять, что это такое. Наши товарищи нашли в Малом Левшинском во время обыска. Это кусок визитной карточки. Она служит паролем. Но этого мало. Я просмотрю протоколы, а вы постарайтесь узнать у вашего Пинкуса-Пинки или еще у кого-нибудь поподробнее…
Петерсу не надо было долго объяснять. Арест московской группы «Союза защиты родины и свободы» показал, как глубоко пустила корни эта белогвардейская организация. Она имела связи с посольствами, с генералами Деникиным и Дутовым, в нее входило более 400 вооруженных офицеров. Вражеские агенты проникли в Красную Армию и милицию, есть и такие, которые занимают ответственные посты в советских учреждениях. Все это знал Петерс. Знал он, что и в других городах имеются ответвления союза и по ним необходимо нанести сокрушительный удар. И как можно скорее, пока там не стало известно о провале в Москве…
В тот же вечер два человека вышли из здания ВЧК на Большой Лубянке и молча разошлись в разные стороны. Побродив по городу, они вновь встретились на Казанском вокзале. До отхода поезда было еще время, но они вошли в вагон и стали устраиваться на ночь.
Однако сон не шел к Семену Барашкину. Он с завистью поглядывал на спокойно спящего Бабушкина и в который раз вспоминал сегодняшний разговор с Феликсом Эдмундовичем. Дзержинский очень подробно рассказал о заговоре офицеров и так же подробно объяснил задачу, которую он поставил перед чекистами.
— Я не скрываю: дело очень трудное и опасное. Выбор пал на вас не только потому, что мы доверяем вам. Помните историю с «князем»? Тогда даже многоопытный официант принял вас за переодетых офицеров. Будем надеяться, что и на этот раз вы хорошо сыграете роли…
Ни Семен, ни Бабушкин никогда не были в Казани, но Поперечную улицу 2-й горы они нашли быстро. Маленький домик с голубыми ставнями, № 12 — все точно совпадало с описанием. А вот и квартира 3.
Бабушкин позвонил.
Дверь чуть-чуть приоткрылась. В щель высунулась лисья мордочка с козлиной бородкой, казавшейся небрежно приклеенной.
— Константин Петрович Винокуров? — спросил Бабушкин.
Лисья мордочка улыбнулась, на секунду исчезла, потом звякнула цепочка, и дверь распахнулась. Продолжая улыбаться, Винокуров настороженно рассматривал прибывших. Старший — явно переодетый офицер — назвал, наконец, условный пароль. Винокуров облегченно вздохнул и пригласил гостей в дом, Но они торопились — им срочно нужен был Иосиф Александрович, к которому должен отвести их бывший учитель географии в гимназии Константин Петрович Винокуров.
С Иосифом Александровичем повторилось то же, что и с Винокуровым; любезная улыбка и настороженный взгляд. Но вот произнесен пароль, и Иосиф Александрович расплылся уже в искренней улыбке: приезжие из Москвы, возможно, видели самого Савинкова — руководителя заговора, возможно, они привезли важные новости. Иосифу Александровичу не терпится узнать все. Но приезжие не очень разговорчивы. Да, новости есть. Важные. И именно поэтому надо спешить — спешить к Леониду Ивановичу Резеневу.
Леонид Иванович встретил гостей спокойно, сдержанно, Молча обменялись рукопожатиями. Резенев внимательно смотрит на приезжих. Ждет. Бабушкин и Семен знают, чего ждет заговорщик, но не торопятся — пусть подождет, понервничает.
Резенев опустил руку в карман халата. Там браунинг. В случае чего разрядит в упор в этих двух… Но старший не спеша полез в карман, достал бумажник и вынул из него треугольный кусочек картона. Резенев почти схватил его. Откуда-то в руке Резенева появилась визитная карточка с треугольным вырезом посредине. Он приложил треугольник к карточке. Совпало! Он глубоко вздохнул и опустился на диван.
— Слава богу! Значит, все в порядке? Значит, скоро?
Бабушкин многозначительно кивнул.
Вечером были собраны руководители казанского офицерского подполья во главе с самим генералом Поповым. Все с нетерпением ждали сообщения прибывших из Москвы. Когда офицеры расселись, Бабушкин неторопливо встал.
— Я имею сообщить вам, господа, что я — следователь ВЧК. Руки вверх! И не вздумайте сопротивляться — дом окружен!..
Через несколько дней Вера возвращалась с дежурства. Был теплый майский вечер, и, как тогда, несколько дней назад, ярко горели купола кремлевских соборов, с реки дул свежий ветерок, а вода казалась черной и таинственной. Вера вспомнила исчезнувшего куда-то Иванова, но думать о нем ей не хотелось — хотелось думать о чем-нибудь хорошем, радостном. Недалеко от Лубянской площади ее обогнала открытая машина. Машина вдруг остановилась, из нее вышли двое и направились к Вере. Одного — командира полка латышских стрелков — Вера узнала сразу. Второй был незнаком. Они подошли к ней.
— Так вот кто нам помог избежать массового кровопролития, вот кто спас жизнь тысяч людей! — сказал, улыбаясь, незнакомый и протянул ей руку с длинными тонкими красивыми пальцами.
Вера почему-то подумала, что такие пальцы должны быть у художника или музыканта. И лицо такое тонкое, одухотворенное, с горящими глазами, внимательно смотрящими сейчас на нее.
— Когда-нибудь наступит такое время, Вера, когда не будет литься кровь, когда повсюду будет звучать музыка… Вы, наверное, соскучились по хорошей музыке, хотели бы покружиться в вальсе? — неожиданно спросил он, прищурив ставшие вдруг веселыми глаза.
— Откуда вы знаете? — почему-то смутилась Вера.
— Председатель ВЧК обязан все знать, — серьезно ответил Дзержинский, но глаза его смеялись.
МЫ, КОММУНИСТЫ, ДОЛЖНЫ ЖИТЬ ТАК, ЧТОБЫ ШИРОЧАЙШИЕ МАССЫ ТРУДЯЩИХСЯ ВИДЕЛИ, ЧТО МЫ СЛУГИ НАРОДА, ЧТО ПОБЕДОЙ РЕВОЛЮЦИИ И ВЛАСТЬЮ МЫ ПОЛЬЗУЕМСЯ НЕ ДЛЯ СЕБЯ…
«ЗАГОВОР» ЧЕКИСТОВ
Часто после заседания Совета Народных Комиссаров Дзержинский подолгу беседовал с Лениным. Много срочных и очень важных вопросов надо было решить председателю ВЧК с Председателем Совнаркома, о многом надо было поговорить двум старым товарищам, двум большевикам, на плечи которых история возложила тяжелый и почетный груз.
Так было и на этот раз: они долго прогуливались по длинному коридору, потом Ильич пошел провожать Дзержинского.
— Да, кстати, Феликс Эдмундович, — сказал Ленин, прощаясь, — против меня тут был заговор, который я вовремя раскрыл. На этот раз я сам пресек все вылазки! Но на будущее предупредил заговорщиков: если подобное повторится — буду жаловаться Дзержинскому. То есть вам, Феликс Эдмундович. А вы уж примите меры! Понимаете, в чем дело: как-то на днях прихожу обедать, а на обед, изволите ли видеть, прекрасная молодая картошка на сливочном масле. Да, да, на чистейшем сливочном масле! Догадываетесь, в чем дело?
— Нет, Владимир Ильич, пока нет.
— Ай-яй-яй! Председателю ВЧК следовало бы быть более догадливым! Но я сразу понял. И очень строго, заметьте — очень строго, спрашиваю: откуда масло и картошка. Надежда Константиновна и Мария Ильинична переглянулись и говорят, что обед принесли из нашей столовой.
— А это была неправда? — быстро спросил Дзержинский.
— Нет, это-то была правда, картошка действительно была изжарена в столовой. Но и картошку и масло кто-то специально привез из провинции для меня. Вы понимаете, какое безобразие? Все, что осталось, я приказал немедленно отдать в общий котел. Ну, а уж ту, которую изжарили, пришлось съесть. Н-да-с! Вот такой был заговор, А картошка, скажу я вам, батенька, действительно была вкусная. — И Ленин, улыбнувшись, посмотрел на Дзержинского.