Выбрать главу

Даже не взглянув на Дзержинского, он ушел в свою комнату, и Феликс Эдмундович слышал, как он повернул ключ в двери.

Старая служанка учителя неслышно двигалась по комнате, готовя гостю постель, а Дзержинский начал рассматривать газеты, которые остались после бегства офицеров.

— Не могли бы вы мне оставить лампу? — спросил Дзержинский по-польски, когда служанка окончила работу. — Я хотел бы почитать.

— Как вам будет угодно, — ответила служанка, стараясь скрыть удивление. Но все-таки не выдержала и спросила: — Почему вы так хорошо говорите по-польски?

— Я поляк, — ответил Дзержинский.

— А говорят, что большевики уничтожают всех поляков. Только один Дзержинский у них. И то его держат, потому что он — настоящий палач.

— Ну, почему же один Дзержинский, — пожал плечами Феликс Эдмундович, — среди большевиков много поляков… — Он замолчал, услышав, что за спиной тихонько скрипнула дверь. Старый учитель, услыхав польскую речь, не выдержал и вышел из своей комнаты. Увидев книги, которые Дзержинский вынул из полевой сумки, учитель совсем осмелел. А может быть, ему очень захотелось узнать, что читают большевики.

Он осторожно подошел к столу.

— О, пан начальник читает Адама Мицкевича! — воскликнул пораженный старик.

— А что ж тут удивительного? Я очень люблю этого поэта. — И Дзержинский наизусть прочитал несколько строф из поэмы Мицкевича.

Учитель совсем осмелел.

— Вы знаете, очень приятно встретить такого образованного большевика. А то ведь все они… — начал он, но вдруг, испугавшись своей смелости, замолчал.

— А много большевиков вы уже видели? — спросил Дзержинский.

— Ну, не много видел, но много слышал… о них…

— И читали, — добавил Дзержинский, кивая на газеты.

— А, это пустяки, — махнул рукой старик, — я не очень верю…

— Почему же пустяки, — Дзержинский взял газету, — вот, например, статья некоего Лощинского. Вы читали ее.

— Нет… то есть да, кажется, читал, — замялся учитель.

— Он тут пишет о Дзержинском. Рассказывает, что знал его еще лет двадцать назад. И тогда Дзержинский уже был бандитом и убийцей. Видите, так и пишет — бандитом и убийцей.

Учитель промолчал.

Отложив газету, Дзержинский достал из сумки еду и пригласил учителя. Тот начал отказываться, но, видимо, голод взял свое — старик уже давно голодал и согласился. За столом они разговаривали о литературе, однако старика, видимо, волновал другой вопрос.

— Вы меня все-таки извините, пан комиссар, но видеть в Красной Армии поляка, да еще большого начальника, да еще такого образованного — это просто чудо. И я очень рад, что вы остановились у меня. По крайней мере я буду знать, что не все советские поляки звери, как тот Дзержинский, вы уж меня извините. Говорят, он сотнями вешает и расстреливает людей. — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Просто удивительно, как такого человека земля носит.

Дзержинский улыбнулся, но ничего не ответил.

Утром он собрался ехать дальше.

— Жаль, что вы уезжаете, — сказал старик, — я, признаться, соскучился по литературе, по душевному разговору, по польскому языку.

— К сожалению, я должен ехать.

— Да, жаль, жаль. Разрешите хоть фамилию вашу узнать.

— Дзержинский.

— Позвольте, позвольте, — растерялся старик, — уж не родственник ли вы тому?..

— Нет, не родственник. Я тот самый и есть.

Старик побледнел.

— Пан Дзержинский, — прошептал он, — пан Дзержинский… Ради бога…

— В чем дело? — не понял Дзержинский.

— Как в чем дело? Я же… я же так оскорбил вас. Что же со мной теперь будет?!

— Абсолютно ничего, — улыбнулся Дзержинский, — Даю вам слово.

Дзержинский уже давно ушел, а старик все еще не мог прийти в себя. Шутка ли — наговорить самому Дзержинскому такое, сказать, что он палач! Да еще много раз повторить это! Вот сейчас, сию минуту раздастся стук в дверь и войдут солдаты, присланные Дзержинским, чтоб расстрелять или по крайней мере посадить в тюрьму его, старого болтуна!

В эту минуту действительно раздался стук в дверь. Трясущимися руками старик открыл ее. На пороге стоял военный.

— Вы за мной? — помертвелыми губами спросил бывший учитель.

— Нет, мне нужен товарищ Дзержинский.

С трудом сдерживая дрожь, старик ответил, что Дзержинский уехал. Военный поблагодарил и повернулся, чтоб уйти.

— Одну минуточку, — голос старика все еще дрожал. — Вы не знаете, что мне теперь будет? Я очень обидел товарища Дзержинского.

— Это вы, конечно, зря, папаша, — покачал головой военный, — а что вам сказал Феликс Эдмундович?

— Он сказал, что мне ничего не будет за это.

— Раз Дзержинский сказал — значит, точно! Он зря никогда не говорит.

…НА ТЕРРИТОРИИ СОЮЗА СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК ОСТАЛОСЬ ЕЩЕ ГРОМАДНОЕ ЧИСЛО ДЕТЕЙ-СИРОТ, НЕ ИМЕЮЩИХ НИ КРОВА, НИ ПРИЗОРА. НЕСКОЛЬКО МИЛЛИОНОВ ДЕТЕЙ-СИРОТ ТРЕБУЮТ НЕМЕДЛЕННОЙ РЕАЛЬНОЙ ПОМОЩИ.

…………………..

ВОПРОС УЛУЧШЕНИЯ ЖИЗНИ ДЕТЕЙ — ОДИН ИЗ ВАЖНЫХ ВОПРОСОВ РЕСПУБЛИКИ.

Ф. Дзержинский

ДЕЛЕГАТ

В этот день Дзержинскому удалось, наконец, выбрать время, чтоб съездить домой пообедать, повидать жену, сына, которых не видел целыми неделями, а с Ясиком порой не мог поговорить месяцами — приезжал домой поздно, когда сын уже спал, уезжал рано, когда он еще не просыпался. Но сегодня он обязательно поговорит с сыном. Как редко выпадает им, горячо любящим друг друга, это счастье!

Если не считать короткого свидания в приюте, когда Ясику было всего восемь месяцев, Дзержинский не видел сына до 1918 года. Впервые он обнял Ясика, когда тому минуло семь лет. Теперь они живут вместе, но не часто удается встречаться им.

Феликс Эдмундович шел к машине и с улыбкой думал, сколько вопросов сегодня задаст ему Ясик, сколько интересного расскажет о своей жизни… Он уже взялся за ручку дверцы машины, когда кто-то тихо окликнул его по имени-отчеству. Оглянувшись, Дзержинский увидал беспризорника, стоящего недалеко от машины.

В те годы много бездомных ребят бродило по городам страны. Они голодали, одевались в лохмотья, ночевали в подвалах и ямах, в котлах, в которых днем варили асфальт.

По самым скромным подсчетам, беспризорных детей в стране было не меньше 5 миллионов. Дзержинский предложил направить на помощь детям ВЧК.

— Мы все больше переходим к мирному строительству, — сказал он наркому просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому, — я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность?

Дзержинский не бросал слов на ветер. Скоро он стал во главе комиссии ВЦИК по оказанию помощи детям, лучших людей ВЧК направил он на борьбу с беспризорничеством. И с каждым днем становилось все меньше и меньше бездомных детей. Но еще немало их было на улицах Москвы да и других городов…

Беспризорный снова назвал Дзержинского по имени и отчеству.

Феликс Эдмундович внимательно посмотрел на мальчишку. Лицо его, хоть и было перепачкано асфальтом — парень, наверное, не одну ночь провел в котле, — показалось Дзержинскому знакомым.

— Подойди поближе.

Беспризорный подошел.

— Где я видел тебя? — спросил Дзержинский и тут же вспомнил хмурый октябрьский рассвет.

Феликс Эдмундович шел с Лубянки к себе домой, в Кремль, чтоб хоть несколько часов поспать после трудной утомительной ночи. В одном из переулков он увидал группу людей. Оказалось, что в подвале лежит больной тифом беспризорный. Накануне кто-то, видимо не зная об этом, замуровал кирпичом дверь, и мальчишку невозможно было извлечь из подвала.

Дзержинский немедленно вызвал взвод красноармейцев, которые разобрали заложенную дверь, и сам вынес из подвала беспризорного, метавшегося в бреду.

И вот этот мальчишка — снова в лохмотьях беспризорного — стоит перед ним.