«Я ясно вижу цвета освещенной части Земли, — кричит Игорский. — Ледники сверкают ослепительной белизной, облака переливаются, образуя странные белые океаны, меря сумрачны, а все остальное — в пастельных тонах…»
— Товарищ, ты проходишь сейчас над Веной. Ты должен с одной стороны видеть Москву, а с другой — Брест. Но, затерявшись в пространстве, ты теряешь представление о времени. Тебе пора позавтракать.
У Игорского такое чувство, словно прошла вечность или, скорее, время вообще остановилось, как бывает во сне. С сожалением отрывается он от перископа и начинает есть. Завтрак состоит из каши, которая находится в пластмассовом бурдюке; бурдюк нужно прижимать к губам, иначе трудно было бы высосать достаточный глоток пищи; а всякая жидкость сразу приняла бы форму шара и поплыла бы по кабине.
К счастью, довольно скоро инженеры сжалились над пассажиром, осужденным крутиться в небесной карусели: сейчас они стабилизируют кабину, и небо перестанет вертеться перед глазами космонавта. Повинуясь сигналу с Земли, фотоэлементы определяют линию горизонта и приводят в действие резервуары с сжатым газом; толчок, еще один — и вращение корабля прекращается; теперь он наклоняется в направлении, закрепленном с помощью гироскопа. Небо покачивается все медленнее и медленнее. И теперь у Игорского возникает ощущение полета над Землей на очень большой высоте. В 320 километрах от Земли он мчится со скоростью 7 725 метров в секунду, но чувствует он эту скорость не больше, чем жители Земли, которые мчатся вместе со своей планетой вокруг Солнца со скоростью 30 километров в секунду. Игорского переполняет невыразимое счастье…
«Внимание! Торможение!»
Игорский снова ложится, чтобы легче перенести снижение скорости: начинает работать двигатель «обратной ракеты»; теперь он чувствует вибрацию под собой: это стабилизирующее устройство перевернуло корабль другой стороной, как блин на сковороде. Напряжение тянется всего какую-нибудь минуту — и вновь возникает сила тяжести, но Игорский ощущает теперь почти нормальный вес своего тела. Взрыв специальных зарядов отделяет кабину от корабля. Три минуты передышки: снова тишина, которая продлится до тех пор, пока кабина не снизится до 150 километров. Трение о плотные слои атмосферы создает у Игорского впечатление, что он погружается в кратер вулкана или, находясь на борту пылающего батискафа, окунается в кипящую воду.
«Я лечу сквозь светящееся море пара. Вижу, как наружная стенка раскалилась докрасна, до 2 200 градусов. В кабине температура поднялась до 28 градусов, В то самое время, когда, как я чувствую, снаряд переходит в планирующий полет, торможение атмосферы создает опять ощущение тяжести, которое все усиливается, и мне кажется в этой удушливой жаре, что опять начинаются мучительные минуты, которые я пережил при старте».
Кабина окутана завывающей лавой. Игорский закрывает глаза и прижимает к ушам наушники — единственный источник бодрости, Взрыв — и внезапная тишина, какое-то покачивание… Легкое покачивание парашютов. Чудесный запах земли…
Б. С. Игорский. подопытный путешественник, — самый счастливый человек на Земле.