— Мы примем меры через претора по делам римских граждан. Мы будем строго действовать по закону, принятому при данных обстоятельствах, — заявил Спурий, как только остался один с братом. — Дело слишком серьезное, чтобы разрешить этому Агеласту выдвинуть обвинение. Я сделаю это сам. Но он важен как единственный римский гражданин среди всех действующих лиц, если исключить таинственного убийцу. Претору надлежит решить, как следует поступить с Бомилькаром. Без сомнения, претор пересоветуется со всем Сенатом в поисках директивы, чтобы прикрыть свою задницу. Но если я увижусь с ним лично и выскажу свое мнение, то, думаю, смогу успокоить его. А мнение мое таково: факт совершения убийства в пределах Рима римским гражданином в день триумфа перевешивает статус Бомилькара как иностранца. Особенно если я нажму на то обстоятельство, что принц Массива был клиентом консула и находился под его защитой. Жизненно важно, чтобы Бомилькара судил и приговорил именно в Риме и именно римский суд. Сама наглость преступления принудит фракцию Югурты в Сенате сидеть тихо. Ты, Авл, можешь подготовиться к слушанию в суде. Я прослежу, чтобы проконсультировались с претором по делам иностранцев, поскольку он имеет дело с судебными законами, касающимися неграждан. Он может захотеть защитить Бомилькара — просто чтобы все было по закону. Но так или иначе мы помешаем Югурте получить одобрение Сената. Убийца не станет царем Нумидии. А потом подумаем, не можем ли мы подыскать другого претендента на престол.
— Например, принца Гауду?
— Например, принца Гауду. Хотя он совершенно не подходит для этого. Но в конце концов, он законный сводный брат Югурты. Мы просто постараемся, чтобы Гауда никогда сам не приехал в Рим претендовать на трон. — Спурий улыбнулся Авлу. — В этом году мы сколотим себе состояние в Нумидии, клянусь!
Но Югурта отказался играть по римским правилам. Когда претор по делам римских граждан и его ликторы прибыли на виллу, чтобы арестовать Бомилькара по обвинению в заговоре с целью убийства, в какой-то момент царь хотел решительно отказаться выдать Бомилькара и посмотреть, что из этого выйдет. Потом стал тянуть время, говорить, что ни жертва, ни обвиняемый не были римскими гражданами и поэтому он вообще не понимает, какое до этого дело Риму. Претор по делам римских граждан отвечал: мол, Сенат решил, что обвиняемый должен ответить на обвинение в римском суде, поскольку истинный убийца был римским гражданином. Некий Марк Сервилий Агеласт, римский всадник, дал показания под присягой, что совершить это убийство предлагали сначала ему.
— В этом случае, — сказал Югурта, все еще сопротивляясь, — единственный магистрат, который имеет право арестовать моего приближенного, — это претор по делам иностранцев. Мой приближенный — не римский гражданин, а мое жилище — вне юрисдикции претора по делам римских граждан.
— Тебя неправильно информировали, — спокойно возразил претор по делам римских граждан. — Претор по делам иностранцев будет, конечно, извещен. Но власть претора по делам римских граждан простирается на расстоянии пяти миль от Рима, поэтому твоя вилла находится в пределах моей юрисдикции. А теперь, пожалуйста, отдай нам Бомилькара.
Бомилькар вышел и немедленно был отправлен в тюрьму Лаутумия, где должен был содержаться до слушания в специально созванном суде. Когда Югурта послал своих агентов потребовать, чтобы Бомилькара выпустили под залог или, по крайней мере, чтобы его содержали в доме какого-нибудь высокопоставленного римского гражданина, а не в развалинах Лаутумии, — требование было отклонено.
Несколько сотен лет назад Лаутумия была каменным карьером на вершине Капитолийского холма. Теперь она представляла собой беспорядочное скопление каменных блоков, сваленных со стороны утеса как раз позади нижнего Форума и не скрепленных между собой. Ее полуразрушенные камеры могли вместить, наверное, до пятидесяти узников. Собственно, обеспечить здесь строгую изоляцию было невозможно. Узники могли перемещаться везде, где им вздумается, в пределах стен этой тюрьмы. Выйти на волю им не позволяли лишь ликторы-охранники. В редких случаях, когда арестовывали действительно опасного преступника, на него надевали оковы.
Поскольку обычно это место пустовало, вид несущих стражу ликторов был новостью. Таким образом, известие о заключении Бомилькара быстро распространилось по Риму — благодаря тем же ликторам, которые и сами были не прочь удовлетворить любопытство проходивших мимо жителей.
Низкий уровень Луция Декумия был чисто социальным. Он определенно не распространялся на его мыслительный аппарат. Думалка в голове Декумия исключительно хорошо соображала. Получить должность смотрителя общины перекрестка было совсем не просто. Поэтому, когда слух дошел уже до самого сердца Субуры, Луций Декумий сложил два и два и получил ответ. Имя — Бомилькар, а не Юба, национальность — нумидиец, а не мавретанин. Он сразу понял, что за человек его нанял.
Скорее одобряя обман, чем сердясь на него, Луций Декумий отправился в Лаутумию, куда получил доступ, широко улыбнувшись двум ликторам, стоявшим на страже у двери, а потом попросту растолкав их локтями и пройдя между ними.
— Невежа! Дерьмо! — крикнул один из них вдогонку, почесывая бок.
— Съешь его! — ответил Декумий, ловко, одним прыжком спрятался за осыпавшуюся колонну и стал ждать, когда стихнет ворчание у двери.
Не имея ни военных, ни гражданских административных органов для отправления закона, Рим обычно обязывал Коллегию ликторов выделять людей для обеспечения тех или иных мероприятий. Существовало около трехсот ликторов, которым государство платило очень мало. Поэтому они весьма зависели от щедрости людей, которых обслуживали. Они жили в здании, расположенном на небольшом открытом участке позади храма ларам-покровителям, на Священной улице. Место им нравилось, потому что оно находилось как раз за лучшей гостиницей Рима, где они всегда могли напроситься на выпивку.
Ликторы сопровождали всех магистратов, облеченных чрезвычайными полномочиями. Между ними возникало соперничество, когда заходила речь о службе одному из губернаторов, уезжавших за границу, поскольку в таком случае они принимали участие в дележе трофеев и побочных доходов.
Ликторы составляли тридцать отрядов, которые назывались куриями. Ликторов можно было призвать охранять Лаутумию или расположенную по соседству подземную тюрьму Туллиан, где приговоренные к смерти ожидали прихода душителя. Курия состояла из десяти человек, начальник курии давал задания. Дежурство у тюрьмы было одним из наименее желательных поручений. В этом случае — ни чаевых, ни взяток, ничего. Поэтому ни одному ликтору не хотелось гнаться за Луцием Декумием. Их работа заключалась в том, чтобы стоять на часах у двери. И больше ничего, Юпитер свидетель.
— Эй, приятель, где ты? — крикнул Декумий так громко, что его могли услышать даже банкиры в Порциевой базилике.
Волосы на руках и затылке Бомилькара встали дыбом. Он вскочил на ноги. «Вот оно, вот и конец», — подумал он. И застыл, ожидая, когда появится Декумий в сопровождении магистратов и других чиновников.
И Декумий появился. Но — один. Увидев Бомилькара, неподвижно стоявшего у стены, Декумий весело улыбнулся и вошел к нему в камеру. Там было незапертое и ничем не закрытое отверстие, достаточно большое, чтобы через него мог пробраться человек. И то, что Бомилькар до сих пор этого не сделал, свидетельствовало о его полном непонимании римского способа мыслить и действовать. Нумидиец не мог поверить в простую истину, что тюрьма как таковая была понятием, римлянам не известным.
— Кто донес на тебя, приятель? — спросил Декумий, усаживаясь на упавший блок кладки.
Стараясь унять дрожь, Бомилькар облизнул губы.
— Если это был не ты с самого начала, дурак, то теперь уж наверняка ты! — огрызнулся он.
Декумий удивленно посмотрел на него. Медленно до него стал доходить смысл сказанного.
— Погоди, погоди, приятель, во-первых, ты не волнуйся так, — стал он успокаивать Бомилькара. — Нас никто не слышит. У двери стоят только два ликтора, а это далековато. Я услышал, что тебя арестовали, вот и подумал: лучше бы мне прийти к тебе и узнать, что же пошло у нас не так.