Колин Маккалоу
Первый человек в Риме
II том
ГОД СЕДЬМОЙ /104-й до Р.Х./
Консульство Гая Мария II и Гая Флавия Фимбрии
ГОД ВОСЬМОЙ /103-й до Р.Х./
Консульство Гая Мария III и Луция Аврелия Ореста
ГОД ДЕВЯТЫЙ /102-й до Р.Х./
Консульство Гая Мария и Квинта Лутация Катулла Цезаря
ГЛАВА I
Организация триумфального шествия Мария была возложена на Суллу, который в точности выполнял все распоряжения Мария, несмотря на свои дурные предчувствия.
– Я хочу, чтобы мой триумф произвел впечатление, – сказал Марий Сулле в Путеоли, когда они вернулись из Африки. – Я должен быть в Капитолии самое позднее к шести часам пополудни, оттуда – прямо на торжества по поводу вступления в консульскую должность и на встречу в Сенате. Никакой передышки! Пир должен запомниться надолго. В конце концов у меня два повода для торжества: я снова победил, а кроме того, стал старшим консулом. Поэтому угощение должно быть первоклассным, Луций Корнелий! Никаких вареных яиц и молочных сыров, слышишь? Самые дорогие блюда, лучшие певцы, танцоры и музыканты, золотая посуда и обитые пурпуром ложа!
У Суллы упало сердце. Он так и остался грубым крестьянином, подумал он. Торопливое шествие, скомканные консульские церемонии – все говорит о его вульгарности. А уж этот роскошный пир!..
Тем не менее, он в точности выполнил все указания. Повозки с глиняными бочками, покрытыми изнутри воском, чтобы сделать их водонепроницаемыми, везли в Рим устриц из Байе, речных раков из Кампании и креветок из бухты Кратер. С верхнего течения Тибра доставляли пресноводных угрей, окуней и щук. Всех римских рыбаков согнали к городским каналам. Были присланные каплуны и утки, что вскормлены медовыми лепешками, вымоченными в вине, козлята и поросята, фазаны и антилопы. Все это поступало на кухни, где пекли и жарили, шпиговали и фаршировали. Вместе с Марием и Суллой из Африки прибыла большая партия гигантских улиток, что вызвало восторг Публия Вагенния, известного гурмана.
Таким образом, Сулла подготовил Марию достойное триумфальное шествие, думая при этом, что когда настанет его, Суллы, очередь, у него три дня уйдет только на повторение традиционного маршрута триумфаторов, как это было у Эмилия Павла. Это его желание растянуть триумф во времени и придать ему большее великолепие было стремлением аристократа, старающегося привлечь к участию в празднестве как можно больше народа; тогда как желание Мария продлить и сделать пышным банкет во храме Юпитера являло собой потуги крестьянина, пытающегося произвести впечатление на чернь.
Но, как бы то ни было, Сулла исполнил желание Мария. Напоказ выставлялось все, чем славна африканская кампания, начиная с улиток и заканчивая сирийской прорицательницей Марфой. Последняя, развалясь на обитом пурпуром и золотом ложе, поставленном на копию трона принца Гауды в Старом Карфагене, в обществе двух актеров, один из которых изображал Гая Мария, а другой носил витые туфли, как у принца Гауды, являя собою гвоздь программы. На богато украшенные повозки Сулла приказал уложить все воинское снаряжение. Повозки с захваченной добычей, вражескими доспехами и оружием были размещены так, чтобы каждый мог увидеть и оценить трофеи по достоинству. Следом везли клетки с львами, обезьянами и совсем уж диковинными животными, а за ними шли две дюжины слонов, хлопая огромными ушами. Позади шагали шесть легионов с деревянными копьями, мечами и щитами, украшенными венками из лавра.
– Шевелите ногами, cunni, идите как следует! – орал Марий своим солдатам, волочащим ноги по газонам Вилла Публика перед началом шествия. – Я должен быть на Капитолии к шести часам, так что не смогу за вами присматривать. Но если вы меня опозорите, тогда вам и боги не помогут. Слышите, fellatores?
Солдаты любили, когда Марий при них сыпал непристойностями. Впрочем, Сулла полагал, что они любят своего полководца независимо от того, как он с ними разговаривает.
Югурта шествовал в царских пурпурных одеждах. Голова его была украшена диадемой, состоящей из белой ленты с кисточками; золотые кольца, браслеты и ожерелья переливались на солнце. Несмотря на то, что стояла зима, было безветренно и не холодно. Оба сына Югурты, тоже в пурпуре, стояли рядом с отцом.
Когда Марий вернул Югурту в Рим, тот едва мог в это поверить. Ведь когда они с Бомилкаром покидали Рим, царь так надеялся, что никогда ему не бывать больше здесь! Город из терракоты – но сияющий, подобно бриллианту. Расписные колонны, яркие стены, и всюду, куда ни глянь, статуи – настолько совершенные, что кажутся живыми: вот-вот заговорят, зашевелятся, заплачут. Полная противоположность африканским городам. В Риме не строят из грязного камня и не белят потом стены. Наоборот, они их расписывают. Холмы и утесы, густая растительность, стройные кипарисы и сосны, высокие храмы, Победа, правящая квадригой… А у него, Югурты, теперь нет денег, чтобы купить его! Вот где трагедия! Как все обернулось…
Квинт Цецилий Метелл Нумидиец приютил его, высокого гостя, которому запрещено выходить из дома. Стемнело, когда его тайно провели в дом, и в течение многих месяцев он жил, расхаживая по внутреннему дворику и чувствуя себя львом, запертым в клетке. Он гордился, что не позволил себе раскиснуть. Каждый день бегал по кругу, занимался гимнастикой, боксировал с тенью. Он хотел, чтобы они, эти римляне, восхищались, увидев его на триумфальном шествии Гая Мария. Хотел, чтобы они увидели в нем грозного противника, а не слабовольного деспота.
Он стоял в стороне, как и Метелл Нумидиец, демонстрируя свою исключительность, и внезапно испытал чувство разочарования. Нумидиец надеялся найти у гостя доказательства того, что Марий злоупотребил своим положением проконсула. И ничего не добился! Югурта веселился: конечно, Нумидиец был знатен и достаточно честен, но и как человек, и как солдат не достоин был лизать сандалии Гая Мария. Метелл пеняет Марию, что тот – бастард? Ну, что же: Югурта-то уж знает, что такое быть – бастардом. Так что тут он думал о Марии как о товарище по клейму.
Вечером, накануне триумфального входа Гая Мария в Рим, Метелл Нумидиец и его сын обедали вместе с Югуртой и его сыновьями. С ними был еще один человек – Публий Рутилий Руф, которого пригласил Югурта. Из тех, кто сражался в Нумидии под предводительством Сципиона Эмилиана, отсутствовал только Гай Марий.
Странный был этот вечер. Метелл Нумидиец приложил немало усилий, чтобы устроить роскошный обед, объясняя, что не намерен есть за столом Мария после его торжественной встречи с Сенатом в храме Юпитера.
– Не ждите ни раков, ни устриц, ни улиток, – предупредил Нумидиец, когда подавали обед. – Марий опустошил все лавки.
– Ты и в этом обвиняешь его? – спросил Югурта при молчаливой поддержке Руфа.
– Я обвиняю Мария во всем, – ответил Нумидиец.
– Не делай так. Если бы ты мог скинуть его с высот, на которые он взобрался, в добрый час. Но ведь ты не можешь… Рим вознес Гая Мария. Я имею в виду не город, не римлян как народ, а дух города, Рим как бессмертное божество. Был нужен такой человек. И такой человек нашелся, – заметил Югурта.
– Каждый из нас мог бы сделать то же, что и Гай Марий, – упрямился Нумидиец. – Фактически это должен был сделать я. Марий присвоил мои права. И завтра получит от меня по заслугам.
Тусклый блеск недоверчивых глаз Югурты раздражал хозяина дома, поэтому он ядовито добавил:
– Вот тебе пример: ведь не Гай Марий захватил тебя в плен! Пленил тебя настоящий патриций, законнорожденный – Луций Корнелий Сулла. Следовательно, – простейший силлогизм! – Луций Корнелий, а не Гай Марий положил конец войне.
Он вздохнул, принося свое самолюбие на алтарь патриция Суллы:
– Вообще, Луций Корнелий обладает всеми признаками здравого рассудка. А этот Марий…
– Ну, нет, – усмехнулся Югурта, зная, что Руф пристально за ним наблюдает. – Здесь есть еще одна тонкость. Марий – проще, если вы понимаете, что я имею в виду.
– У меня об этом представление слабое, – чопорно заметил Нумидиец.
– Зато я знаю, о чем ты говоришь, – заявил Рутилий Руф с довольной улыбкой.