Автоматическое управление точно на указанной высоте развернуло крылья-парашюты. Двигатель, захлебываясь, боролся с притяжением планеты. Автомат-штурман вел ракету по азимуту звездного компаса к месту приземления.
Опускаясь на бушующем огненном выхлопном столбе, ракета села на свои четыре ноги, ушедшие в рыхлую почву до самых крепительных углов.
От мощного удара сорвалась скоба вентилятора и раздробила прозрачный колпак над водорослями. Осколки застучали по пульту управления.
Покрытая окалиной, порыжевшая ракета остывала, изборожденная взрывами метеоритов, словно кора гигантского дерева. Кусочки пережженной жаростойкой пластмассы щелкали отскакивая.
Внизу перекатился баллон с жидким кислородом. Он сорвался с закрепов, обломил перегородку и придавил эластичные контейнеры — баки с водой. Потянуло сыростью. Заплескалась вода, выбиваясь из лопнувших баков. С визгом свернулись в рулоны накаленные ребристые крылья тормозов. Ракета чуть накренилась и замерла.
Но космонавты в жилой кабине не шевелились. Все трое — казах, американец и египтянин — лежали в полуобморочном состоянии.
Марсианское утро встречает пилотов
Васильчиков очнулся первым. Голова гудела. В ушах стучала кровь. Нестерпимо хотелось пить. Он открыл глаза и тотчас опустил веки.
— Пить!..
Приподнял голову с рессорной подушки и с усилием разлепил слезящиеся глаза.
Свет погас. Экран выключен, И как трудно подняться! Васильчиков опустил отяжелевшую голову на тугую подушку и вдруг, словно пронизанный электрическим током, оторвал плечи, вдавленные в кресло. Он так и застыл в неловком положении. Тоненький луч дневного света, яркий в темноте, просачивался через крошечную щель во внешней оболочке ракеты, пробитую метеоритом. Метеорит сгорел в клейкой средней оболочке у прозрачной внутренней стены штурвальной кабины.
Судорожным движением Васильчиков рванул держатели ног и сел.
— На Марсе! — он провел рукой по взмокшему лицу. — Мы на Марсе! — Пилот неудержимо смеялся. Он хотел встать и не мог. Смех или плач судорогой сжал горло. — Кусочек марсианского дня!
Васильчиков пытался крикнуть, но только шептал:
— Ибрай! Сюда, Ибрай! Ракета на Марсе!
Васильчиков видел, как блекнут сигнальные огни автоматов-подсказывателей: зеленый цвет движения и синий — напряжения аппаратов. Дыхание перехватило, сердце забилось так, что Васильчиков, боясь задохнуться, торопливо снял навигационный костюм, окрашенный кровью. Она выступила сквозь кожу на спине.
Только теперь Васильчиков поверил, что его действительно провожали на Марс, что он на самом деле летел к Марсу, что все это происходило в действительности, а не в долгом сновидении и на зеркальном экране в самом деле отражались и бледный лик громадной Луны с неподвижным взглядом мертвеца, и крупные немерцающие звезды в угольно-черной пустоте, и снова Луна, но уже с яблоко, а рядом повисший в бездонном пространстве зеленовато-голубой диск, ничем не напоминающий Землю.
На Марсе! Худое, истомленное полетом лицо двадцатишестилетнего пилота осветилось гордой улыбкой человека, одолевшего пространство между двумя планетами.
В памяти Васильчикова отчетливо проносились клочки давно забытых и таких неожиданных теперь впечатлений.
В один миг Васильчиков успел увидеть себя ребенком на берегу пруда, заросшего чашечками лилий, почувствовал холодок мокрого песка, липкие хвосты головастиков, ускользающих из-под пальцев, острый запах и звонкий хруст на зубах дикой луковицы; и вдруг запах мокрой плотной глины, желтый листочек, упавший на посиневший лоб отца в гробу; и теплые грани решетки ракетодрома для полетов на спутник, милую улыбку тасманянки в ожерелье из цветов среди провожающих; и абрис главного спутника, его круговую сборочную площадку для ракет, свинцовые башни складов горючего и выносные причалы с фигурами астроремонтеров, плавающих на невидимых шнурах привязей; и низкие стены свинцовых бастионов космопорта на залунном спутнике; и изумительную величественную чашу падающей Земли со сверкающими снежными вершинами горных хребтов; и вырастающую голубовато-снежную Венеру; и мертвенно-дикие, словно слепые, скалы на пролетевшем астероиде; и бредовые видения ярких завихрений-туманностей; и призрачные тени потоков метеоритов, закрывающие звездные скопления; и пылающее фиолетовыми протуберанцами косматое Солнце, окруженное огненными вихрями невообразимой красоты.
Васильчиков сам не заметил, как, споткнувшись о скобу, подскочил к щелке и замер, поднявшись на носки: