Леголас прильнул к его ладони, как котёнок, и тихо прошептал:
— Всем сердцем.
И в тот же миг чёрная шёлковая повязка легла ему на глаза. И он снова оказался во тьме. Вот только в этот раз он был в этом страшном подземелье, где обитали ночные демоны, не один. Дамиан крепко сжимал его в объятиях и шептал на ухо:
— Не бойся, мой маленький храбрый воин. Я никогда не причиню тебе вред. Мы пройдём этот путь вместе. Ты и я.
— Дамиан, — испуганно ухватился за край его рубашки Элвир, почувствовав, как тот отстраняется, и одними губами прошептал в темноту:
— Не уходи.
— Никогда, — заверил его родной хриплый голос, а сильные руки заключили в объятия, даря всю нежность и тепло, что обитали в его сердце. Дамиан осторожно взял его на руки и бережно уложил свою ношу в центр витражной розы. Медленно, с благоговением он избавлял свой подарок от дорогой упаковки, пока его взору не открылось совершенство греческой статуи, которого прежде не касалась рука другого мужчины.
Как многорукий Шива, Дамиан был везде и всюду одновременно. Он прокладывал дорожку поцелуев на его шее, помечая свою собственность, как ревнивый самец, выцеловывал каждую клеточку желанного тела, боготворя, преклоняясь, порабощая и заставляя покоряться его воле. Леголас, затерявшись в омуте родных губ, таял под его руками и искусными пальцами, которые, казалось, знали каждый миллиметр его тела, играя на нём, как на идеально настроенном инструменте. А потом Дамиан его поцеловал.
Хищник ворвался в его рот без всякого предупреждения, он брал, покорял, доминировал, подчинял своей воле. От этой всеобъемлющей страсти, которую Дамиан обрушил на него, как торнадо, принц томно застонал, затерявшись где-то между сном и явью, и растерял остатки самоконтроля. Серебряные капельки окоропили стальной животик, а сам юноша забился в агонии под самодовольно ухмыляющимся мужчиной. И так же, как и тысячи лет назад его сердце признало в нём полноправного хозяина, призвав в свидетели беспристрастную луну.
Но то было лишь началом долгого путешествия в мир удовольствий и запретных желаний. Охваченная судорожным жаром кожа, казалось, стала более чувствительной. Она словно впитывала нектар жизни, посылаемый лунным светом. И эта странная, мятежная, пламенеющая жизнь проникала через поры, пронизывая и прожигая плоть, пока тело юноши не превратилось в тлеющие угольки, а его душа не покинула свою оболочку и стала пятым элементом, чем-то иным, какой-то внеземной субстанцией.
Существует не так-то много мимических жестов, можно сказать, что их вообще очень мало по сравнению с богатством мыслей, чувств и ощущений. И всё они отразились на лице принца, в тот миг, когда он вошёл в его тело, словно нож. Дамиан наблюдал картину одра смерти, к которой был причастен и как убийца, и как сопереживающая жертва. Элвир без устали метался по подушкам, словно пытаясь, меняя положение хотя бы отчасти, хотя бы чуть-чуть, на одно-единственное мгновение избавиться от невыносимых мучений. Иногда, как будто подражая тому, кто в минуту отчаяния взмолился, чтобы миновала его чаша сия, он молитвенно складывал руки и, поднеся их ко рту, впивался зубами в костяшки пальцев или прижимал кисть к губам, словно желая заглушить готовый сорваться с губ крик боли. И в тот момент когда юноша уже готов был излиться в предсмертном вопле, тёплые родные губы прильнули к искусанным в кровь губам и испили болезненный вопль до капли, подменяя его криком наслаждения.
А затем на несколько секунд воцарилась тишина. Жертва больше не металась на порванных простынях; умоляющие руки бессильно упали на кровать. Выражение предсмертной боли уступило место нечеловеческому, почти экзальтированному спокойствию. На губах расцвела божественная и неуловимая улыбка, а закрытым глазам, наверное, открылось какое-то чарующее своей красотой видение.
— Мой, — прошептали родные губы на ухо и опалили влажную кожу горячим дыханием, оставляя на ней свежую метку страсти поверх старой, едва успевшей потемнеть.
— Мой, — прорычал низкий хриплый голос и оставил свою метку рядом с кровавой меткой соперника.
Элвир забился под этими властными губами свергнутой с небес птицей и, издав, оглушительный в своей агонии вопль, подобно тому которым матери приветствуют новорожденное дитя, и потерял сознание.
«Мой, мой, мой…» — отдавалось заклинание набатом в висках. Это знание отпечаталось в каждой клеточке его тела, встроилось в цепочку его ДНК, стало частью его самого.
Он знал, что когда проснётся от долгого кошмарного сна, его жизнь изменится навсегда и всё в ней будет правильно. Так, как и должно быть, так, как было предначертано свыше.
Элвир не помнил, как две руки надели на его указательные пальцы два изящных кольца — серебряное с бирюзой и золотое с сапфиром, под стать цвету глаз их владельцев — как заботливые руки завернули его в тонкое одеяло, как они же аккуратно уложили его бессознательное тельце на заднее сиденье машины, как красивый блондин прижал кулак к сердцу и склонил голову в почтении перед заклятым соперником. Не помнил он и того, как брюнет, усмехнувшись, ответил давнему сопернику тем же, объявляя о начале перемирия, растянувшейся в вечности войны между светом и тьмой за сердце и душу прекрасного принца.
Впрочем, иного исхода поединка и быть не могло. Ведь Добро не может существовать без Зла, как Свет не может существовать без Тьмы, а сам Порядок невозможен, если рядом нет Хаоса. Это всего лишь части одного уравнения, и, если уберёшь одну переменную, нарушится вся формула.
Комментарий к Глава 14. Формула любви «Добро не может существовать без Зла, Свет не может существовать без Тьмы, сам Порядок невозможен, если рядом нет Хаоса. Это всего лишь части одного уравнения, и, если ты уберешь одну переменную, нарушится вся формула».
Сергей Мусаниф. Тёмная сторона медали.
В главе частично использован отрывок из романа Олдоса Хаксли “Слепец в Газе”. Он интересен тем, что описывает секс без описания занятия секса. В истории, изобилующей такими описаниями, это мне кажется наиболее уместным;)
Витражи Шагала http://www.unification.com.au/articles/2316/
====== Глава 15. Извечный спор ======
— Представляете в каком ужасе я был, когда проснулся, а они в моей постели. Оба. В чём мать родила. А я… я весь в засосах, как гепард какой-то. Я в водолазке, благодаря этим ненасытным животным, вынужден щеголять, а на дворе, между прочим, весна в самом разгаре!
— То есть ты проснулся после ночи умопомрачительного секса под сводом божественного храма в постели с двумя красавцами и… недоволен? — едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, спросил Константин. — Тебе и вправду невозможно угодить, Элвир.
— Да нет же! Я доволен! — поспешил заверить мужчину блондин. — То есть я был бы доволен, если бы они дали мне хотя бы чуточку личного пространства! Но они же душат меня своими правилами. Ди-сци-пли-на! Это всё, что их волнует. Элвир то, Элвир сё, — бурно жестикулируя, возмутился принц. — Представьте себе мегадоминантного самца, помноженного на два, и вы получите представление о том, в каком аду я вынужден жить!
— А можешь поподробнее рассказать о правилах твоих доминантных самцов, которые, как ты выразился, душат тебя?! — спрятав улыбку за ободком бокала, поинтересовался элегантный мужчина и устроился в кресле поудобнее, готовясь услышать презабавные подробности личной жизни звезды таблоидов и жарких сплетен.
— Ну… Габриэль меня целует до потери пульса всякий раз, как я позволяю себе нецензурно выражаться, — задумчиво постучав тонким пальчиком по подбородку, заявил принц. — У меня уже губы болят. Вот, посмотрите. Как будто с ботоксом экспериментировал!
Элвир резко поднялся с кушетки психотерапевта, желая продемонстрировать тому причину своего недовольства, и ойкнул от резкой боли в пятой точке.