- Что случилось... То же, что со всеми рано или поздно случается. То ли где-то ошиблась, то ли разведка подвела, но наткнулась на охрану. Первым же выстрелом - наповал. После этого Кантор окончательно сдал. Ты когда-нибудь видел, чтобы он плакал? Мои ребята тоже не видели. Они потом к нему подходить боялись... И после того он стал как-то странно себя вести... В общем, пусть пока в охране побудет, а там посмотрим. Может, придет в себя немного. А нет - так я ему найду работу.
- Он даже тебе ничего не рассказал?
- Почему "даже"? Он мне просто не рассказал. Ты что, думаешь я у него вместо жилетки для слез? Он ко мне приходит, только когда ему нужен совет. А плакаться он ни к кому не ходит. Даже к священнику.
- Он что, такой рьяный атеист или так не любит плакаться?
- Он просто узнал по голосу, кто у нас священник, и поэтому к нему не ходит. Одно дело изливать душу какому-то абстрактному священнику, и совсем другое - своему товарищу по группе, которому потом придется смотреть в глаза. Так что, никто ничего не знает. И ты не узнаешь, потому что он себе где-то за границей приобрел экранирующий амулет.
- Он вообще слишком замкнутый какой-то, - сказал человек с бантиком, доставая сигарету и прикуривая все тем же способом. - Я его мало видел с тех пор, как познакомился... заново, но у меня сложилось именно такое впечатление. Замкнутый, холодный... и опасный. Как пистолет.
- Ну, Пассионарио, ты и вправду поэт! - усмехнулся Амарго. - Осталось только сесть и балладу написать - "Товарищ Кантор - человек-пистолет". Ты у нас любитель революционные стихи сочинять. Ты, помнится, и его собирался к этому полезному делу пристроить.
- Так ведь я хотел, как лучше. Я ведь знал его другим... Если честно, я не подозревал, что он таким станет. Когда он отказался работать в пропаганде а попросился в боевики, я думал это у него временное следствие тяжелого потрясения. Чего-чего, а злым он никогда не был...
- А я знал, что он не станет работать в пропаганде. Правда, я надеялся, что он просто пошлет нас куда подальше и уйдет в неизвестном направлении, а что он попросится в боевики, я тоже не ожидал... Ну что ж, я пошел, сообщу Кантору, что для него есть работа, и пусть приступает?
- Пусть. Может, этот Ромеро хоть теперь поумнеет и научится уважать товарищей.
- Непременно, - согласился Амарго. - Кантор большой любитель плевать на инструкции, и если Ромеро скажет ему что-то вроде того, что он сказал Рико, то и драки, как таковой, не будет. Не забудь предупредить об этом Сорди.
- А ты предупреди Кантора, чтобы не вздумал убивать. А то с него станется, а Ромеро нам все-таки нужен.
- Да прям-таки, невелика потеря, - Амарго недовольно поморщился и перевел разговор на другую тему. - Как твое ухо?
- Да ничего, все в порядке. Ты же знаешь, я умею регенерировать, так что у меня все быстро заживает. Даже следов не останется, вот увидишь.
- Да я-то знаю, но ты все-таки будь как-то поаккуратнее. Как можно было так обжечь ухо? Опять самостоятельно учиться пытался?
- Да нет, я просто гладил рубашку, а в это время меня москит за ухо укусил...
- Пассионарио, ты как маленький, честное слово! Вечно с тобой что-то приключается. Представляю себе, что бы от тебя осталось годам к сорока, если бы ты не умел регенерировать. Ты что, не мог утюгом гладить, как все нормальные люди?
- Но я же умею. Даже если бы это бедное ухо сгорело полностью, выросло бы новое.
- И на что бы ты был похож? Ты уж хотя бы уши как-то побереги.
- А ведь верно! - молодой человек звонко расхохотался. - Я и забыл, ведь новое бы выросло такое, каким оно должно быть от природы... Хорош бы я был, с разными ушами... Да ладно, не переживай. Ничего со мной не случится.
- Хотелось бы надеяться... - вздохнул Амарго и потянулся за шляпой.
- Ой! - испуганно сказала Ольга и остановилась на пороге. Меньше всего она ожидала увидеть здесь его, да еще одного, поскольку Жака видно не было.
Его величество сидел за столом, точно, как в первый день их знакомства, и задумчиво что-то чертил на листе бумаги. Увидев ее, он отложил карандаш, скомкал лист и сказал:
- Ну вот, опять "ой"! Жак что, не сказал, что я здесь? Вот уж, любитель сюрпризы устраивать!
Странный какой-то был у него тон, не то обиженный, не то недовольный. Ольга попыталась вспомнить, как же следует приседать перед королем согласно этикету, но, будучи в замешательстве, никак не могла собрать мысли в кучу, поэтому просто отступила на шаг, упершись спиной в дверь, и сказала с легким приседанием:
- Приветствую вас, ваше величество!
Его величество резко изменился в лице и встал из-за стола. Ольге показалось даже, что он пошел красными пятнами, но при таком освещении сложно было разглядеть.
- Ольга, ты это от неожиданности или в качестве маленькой мести? - уже откровенно обиженно спросил он. - Не хватало, чтобы ты еще тут реверансы развела. Позволь, я помогу тебе снять плащ.
- Извините... - пробормотала Ольга, не зная, что и думать. - Я... просто не ожидала вас встретить... и...
- И не знаешь, как себя вести, - закончил за нее король, подходя и помогая ей выпутаться из плаща. - Проходи, садись к камину, и давай поговорим. Чтобы между нами не было недоразумений.
Окончательно озадаченная Ольга послушно присела в предложенное кресло и тут же представила себе, как она выглядит в своем идиотском чепчике и платье с передничком.
- Можно, я сниму этот кретинский чепчик? - жалобно спросила она.
- Конечно, можно, - удивленно приподнял брови король. - А зачем ты его носишь, если он тебе так не нравится?
- Потому, что так положено! - проворчала Ольга, содрала ненавистный чепчик и злорадно швырнула через всю комнату. - Как он меня достал, этот дебильный чепчик! Я в нем на Золушку похожа! На умственно отсталую Золушку!
Король опустился в кресло напротив и внимательно посмотрел на нее. Как обычно.
- Причина твоего гнева - действительно этот несчастный головной убор, или тебя раздражает мое присутствие?
- А я думала, вы спросите, кто такая Золушка... - грустно ответила Ольга, стараясь говорить помягче, чтобы не вызывать у его величества подозрений, будто его присутствие ее раздражает.
- Я знаю это сказку, просто Жак не уточнял, что эта бедная девушка носила чепчик. Так все-таки? Если ты до сих пор на меня сердишься, я пойму и не стану тебе надоедать.