Выбрать главу

Никто не «косил» от армии, не тунеядствовал и не «ширялся» (я не знал ни одного наркомана!), а «гомики» сидели, где положено. Почти все стремились создать семьи и иметь детей. Холостякуешь? — Плати налог по бездетности. Вышла замуж, но хочешь с мужем «пожить для себя»? — Тогда твоя очередь оной подати. И никаких тебе гражданских браков, изволь-ка продемонстрировать штамп в паспорте — иначе в гостиницах спи с «женой» в разных номерах. А в двадцать три нуль-нуль: «отбой!» — никаких ресторанов, ночных клубов, баров и саун, посещений общаг, просмотра телепрограмм. Всем спать! «Не время, товарищи! Время классовых битв еще не прошло!»

Дебоширишь дома, выпиваешь, решил развестись? Погоди, дорогой, тебя заставят считаться с общественным мнением, и разберутся с тобой, вынеся соответствующий вердикт на заседании месткома или профкома. А если ты еще и член партии, то партком от души «всыплет» — мало не покажется. Что-что? Авторитарно, не демократично? Зато действенно и даже, в какой-то мере, черт возьми, естественно!

И конечно же, по-над «всея Русью Великой» колокольным звоном разливался метущийся и рвущий душу хриплый голос Володи Высоцкого... Это было поистине уникальное явление: Высоцким интересовались на всех этажах властной вертикали Страны Советов. Многие функционеры днем, на работе, «клеймили» са́мого народного артиста, а вечером, дома, с интересом его слушали. Слушали и восхищались.

Уникальность феномена Высоцкого заключалось еще и в следующем: на одной стороне — многотысячная армия «ратников» идеологического фронта из обкомов-райкомов, но им не верили. А на другой — Высоцкий, один-одинёшенек (пардон, вдвоем с гитарой), ему же верили безоговорочно. Народ с упорством и упоением изыскивал в песнях Владимира Семёновича тайный подтекст. Искали и находили, каждый — свой. Никогда не прощу себе, что не пошел, в своё время, на его концерт. Мог пойти, но не соизволил — помешала какая-то житейская ерунда, казавшаяся на тот момент очень важной. Думал, ладно, жизнь впереди длинная — еще удастся послушать. Эх, всю жизнь бы потом хвастался: ребята, я слушал Высоцкого вживую!

Изредка по первому каналу телевидения поздно вечером шла популярная у молодежи передача «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». В ней подробно знакомили с творчеством и новинками эстрадных исполнителей братских стран социализма — чеха Карела Готта, болгарки Лили Ивановой, польской группы «Червоны гитары», венгерских «Омеги» и «Локомотива ГТ», информировали о ходе эстрадных конкурсов в польском Сопоте или на болгарском «Златният Орфее». А в конце... в конце передачи, «на закуску», ставили какой-нибудь клип «АББы», «Бони М», «Би Джиз», а то и «Дип Папл» или «Куин». И знаете, когда программа этой передачи была наиболее насыщенна и интересна? В пасхальную ночь! Угадайте с трех раз — почему?

К слову, уверен, что полное игнорирование религии в качестве естественного союзника — однозначно крупное упущение идеологических бонз эпохи «развитого социализма». Ведь многие заповеди и нравственные нормы что христианства, что ислама были срисованы почти «под копирку» в свод «Морального кодекса строителя коммунизма». Понимаю, что в период становления власти большевиков религия была враждебно к ним настроена. Понимаю, что Владимир Ильич еще раньше «приласкал» религию незабываемыми определениями такими, как «вздох угнетённой твари» и «опиум народа» (почему-то все упорно произносили «опиум ДЛЯ народа»). Но ведь еще древние подметили: «всё течет, всё изменяется». И в годину тяжких военных испытаний Иосиф Виссарионович первым из властителей страны осознал, каким огромным положительным духовным, созидательным потенциалом обладает религия, использовав это во имя великой Победы. Так ведь нет, упёртый и недалекий Никита Сергеич во всеуслышание пообещал показать советскому народу «последнего попа». Слава Богу, «надорвался», но, по инерции, религия еще десятилетия три всячески гнобилась и унижалась.

На уровне массового глубинного подсознания нередко намертво впечатывалось: критикуют, осуждают, а, тем более, запрещают — значит круто; одобряют и тиражируют — значит «фуфло». Всеобщее недоверие, недосказанность порой выливались в навязчивое желание людей всюду искать некий подсмысл, скрытый там, где его зачастую не было вовсе. А эзопов язык тогда можно было смело признавать вторым государственным.

* * *

Коммунисты, конечно, были неплохими ребятами, но их постоянно держала в мучительном напряжении какая-то необъяснимая маниакальная опаска, что вдруг люди станут богатыми сверх некоего уровня, достигнув которого, они перестанут «строить коммунизм» и стремиться к его «светлым идеалам». Слово «зажиточный» воспринималось властью однозначно негативно. «Зажиточный» — значит потенциальный вр-р-раг! Враг Системы. И лучше свою зажиточность, если оная имела место, было не демонстрировать.

Но знаете, друзья, несмотря на вышеописанные «чудеса», равнодушие и даже насмешки людей над «перлами» официальной пропаганды, невзирая на многие выдуманные властями условности и их неистребимую тягу к «запретительству», всё же вынужден признать подлинную народность правившей в те годы партии. Люди, в массе своей, не относились к ней как к какому-то чужеродному явлению, а коммунистов, несмотря ни на что, воспринимали своими, родными. Конечно, огромную роль сыграло то, что все власть предержащие мужи (женщин во власти были единицы), в своё время, как пелось, «вышли из народа, дети семьи трудовой». Некоторые из них даже проливали кровь на фронтах Великой Отечественной. Но немаловажным мне представляется и тот факт, что миллионы рядовых коммунистов сплошь и рядом жили среди простого народа и, по большому счету, никакими привилегиями и льготами не пользовались. Так же «отбывали повинность» в очередях и «сражались» за «дифссыт», так же принимали позу буквы «зю» в общественном транспорте и стояли раком в своих садах-огородах. Были, как говорится, плотью от плоти своего родного народа.

Не могу избавиться от какого-то неясного, глубинного внутреннего сущностного ощущения о более справедливом устройстве тогдашнего общества. Жили мы, в целом, неплохо: работали, никто не голодал и не мёрз, все были одеты-обуты (главное, чтоб «не промокало» и «не жало»). Проживали пусть в скромненьких, но квартирах, бомжей (не путать с «бичами» и цыганами!) на улицах городов практически не наблюдалось. Многое решалось власть предержащими чиновниками вполне по совести, а деньги весили не столь внушительно, как сейчас. Связи? Связи — да, ценились, но они, пардон, ценились во все времена.

Не отрицая, в целом, единства народа и партии, в то же время, не могу забыть, как ГАИ-шники останавливали движение по Оренбургскому тракту, сгоняя все машины к обочинам. Как томительно длилось ожидание, пока по опустевшей дороге на огромной скорости в направлении «обкомовских» дач не пронесутся правительственные лимузины (кстати, отечественного производства). Народ тогда много недовольно бухтел и про бюрократизм, и про эти пресловутые дачи, и про «обкомовские больницы», и про закрытые «спецраспределители». Позднее, в пору Перестройки, кое-кому даже удалось ненадолго «взбежать» на политический Олимп страны под знаком борьбы с «привилегиями партноменклатуры». Но глядя на сегодняшние рублёвские зáмки и яхты на Лазурном берегу, честное слово, осознаешь скромные, по нынешним меркам, запросы той самой охаянной «партноменклатуры». Ведь набор их тогдашних «спецпайков» сегодня на выбор в любом гипермаркете, а средняя «обкомовская» дача отличается от поместий отечественных олигархов, как наша двухкомнатная хрущевка на Танкодроме от «квартирки» бывшей главы «Оборонсервиса» Васильевой.