Тем временем моя Алиса спряталась за деревом, и поглядывала на нас издалека.
— Почему ты не сразился со мной в честном бою? — Возмутился я, нанося удар по сопернику.
— Потому, что ты был так отдан семье, что мне совсем не уделял времени. И я решил, правила игры пора менять. Ты сам впустил меня в свою голову! — Он нанес удар, выбивший меня из седла. Пыхтя я снова оседлал коня.
— И что, стало тебе лучше? Может получил любовь или семейное счастье? — Теперь он, пропустив мой удар, загремел как консервная банка, падая на землю.
— Я изменил твои воспоминания за последние восемь лет, твоя жизнь — моя игра. Содержал тебя с женой, получил повышение. Элби теперь продаются по всему миру! — Воскликнул черный рыцарь.
— Ты никому не нужен, даже мне. Я выну тебя из шеи, и ты исчезнешь. Я атаковал.
— А вот нет, — черный рыцарь усмехнулся, — если ты вынешь Элби, то умрешь. — Он парировал, и перешел в нападение
— Ради тебя я готов на это, — процедил я, встречая удар грудью.
Его конь взвился на дыбы, и черный рыцарь полетел в грязь.
— Шах и мат устало промолвил я, но дубля в комнате уже не было.
В суд мы прибыли с Додсоном.
— Отвечайте по существу. Ваше состояние оценивается как болезнь. Опять же к самоубийству жены вы непричастны.
— Да ну, — удивился я, — а кто создал этого урода, эту заигравшуюся электронную версию божка?
— Это недоказуемо. — Док смутился. — А так, вас оправдают.
— Док, — я вздохнул, — все будет хорошо. Только прошу вас: то, что мы подготовили, документы, моё признание, фото и т. д., передайте куда надо. Проект должны закрыть, он опасен для человечества.
Додсон кивнул.
Суд проходил в закрытом формате. Голограммы присяжных подрагивали на скамьях, видимо от нетерпения. Судья поправил парик и уткнулся носом в бумаги. Откуда-то со стороны присяжных раздался противный скрип.
— Фу, какой звук, — вздохнула Алиса, стоявшая рядом со мной. — Что они там пишут, ведь заседание еще не началось.
Я посмотрел на свою девочку, такую живую и любопытную, и, проглотив подступивший к горлу ком, прошептал ей:
— Они записывают свои имена. Боятся забыть их до конца суда.
— Вот глупые! — удивилась Алиса, разглядывая птиц и зверушек, занявших места присяжных.
— Сохраняйте тишину в зале суда, — потребовал белый кролик.
— Глашатай, читайте обвинения, — потребовал судья. — А затем мы выслушаем свидетелей.
— Голову с плеч, и дело с концом! — потребовала красная королева. Черви зашевелились, услышав привычный приказ.
— Какая она глупая! — возмутилась Алиса. — Если бы я стала королевой, я бы говорила по-другому.
— Это можно устроить, — шепнул я ей. Цепи на запястьях радостно звякнули. — Надо только выбраться отсюда и перевести тебя через ручеек.
В глазах Алисы загорелись задорные искорки.
— Так чего же мы ждем? — удивлено спросила она. — Ведь это только карты.
И стоило Алисе произнести эти слова, как все карты поднялись в воздух и полетели девочке в лицо, но я заслонил ее от них.
— Ну вот и все, Семен. — Додсон грустно смотрел на меня. — Вы признаны душевно больным и будете проходить принудительное лечение в нашей клинике.
— Это не так уж и плохо, — согласился я. — Но вы все же доведите дело до конца.
— Я постараюсь, — пообещал док, а я внезапно подумал: человек ли передо мной или очередной дубль, живущий чужую жизнь?
— Долго ещё ждать?
Алиса стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу.
— Если не знаешь, чем заняться, делай книксен, — посоветовал я дочке и полез на стул.
— Зачем это тебе? — удавилась она. В моей палате не было игрушек, чтобы отвлечь ее на время приготовлений.
— Какой же я рыцарь без коня, а эта петля, чтобы не упасть. Ты ведь помнишь, что рыцари ужасно неустойчивы? — ответил я, и она кивнула, соглашаясь с такими доводами.
Взяв дочку за руку, я шагнул в зазеркальную страну, не обращая внимания на грохот падающего стула.
Погода стояла дивная. Мы пересекли журчащий ручей и добрались до опушки.
— Вот тут я вынужден оставить тебя, — с грустью произнес белый рыцарь, глядя на Алису.
— Ты споешь мне на прощание? — спросила девочка.
— Не сегодня, милая, иначе это буде длинная и грустная песня.
— Тогда спой вечером, когда будешь укладывать меня спать, — тихонько прошептала она, обнимая на прощание.