-- Все, все, Коля, хватит, хватит, прекрати!!!
Шум немного ослаб, лоскутики замерли, он суетливо схватился за них и попытался стянуть в одно целое.
-- Что, совсем никак? -- послышался Колькин голос.
Мир снова обрел цельность. Оказывается, Татьяна крепко обнимала его за голову.
-- Игорь, ты как, слышишь? Эй, ку-ку! -- Ваня помахал перед лицом Игоря чем-то оранжевым. Каской. Да, строительной каской. -- Игорь, тебе надо еще обезболиться.
Игорь не ответил, затянул ватником дрожащее тело и, перешагнув скомканный рельс, встал на краю ямы.
-- Ну как там, много осталось?
Игорь поторогал мерзлые комья. Да ведь это настоящий анатомический театр! Все эти кровоточащие, раздираемые болью куски глины, -- его плоть, его тело! Хирургия ковшом экскаватора!
-- Ну, Игорь, ну как ТАМ? -- торопил Колька.
Игорь опустился на колени и прислушался -- присмотрелся? -- к своим ощущениям. Орган, стонущий каждой своей молекулой, затрепетал на кончиках его пальцев, ощупывающих рваную рану посреди улицы. Сильно хотелось заплакать.
-- Еще где-то столько же, -- Игорь подумал, что еще чуток алкоголя все же не помешает. -- Говоришь, в кузове места хватит?
-- Если столько же, то да.
Игорь вернулся к кабине "КамАЗа". По голове неповторимо завальсировали Танькины пальцы.
-- Давай Ваня. Только возьми левее -- там справа один простой песок.
Ваня пожал плечами и кивнул -- чем бы больной не тешился, лишь бы побыстрее выздоровел. Ковш встрепенулся, роняя на развороченные плиты космы позапрошлогодней травы, неуклюже бухнулся в грунт. Игоря тут же скрутило, он упал на землю, схватился руками за селезенку, за глину, судорожно удерживая разлетающиеся кубики бытия.
Коля передернул рычаги:
-- Игорь, ты хреново обезболился.
-- Но ведь по живому режешь, Коля! Вот если бы тебе аппендикс плоскогубцами удалить без наркоза!
-- Так сделай наркоз, твою мать! Танька, дай ему водки, работать мешает!
В глотке экскаватора заклокотало, и ковш лихо оттяпал очередную треть кубометра глиняной плоти. Планета ужасов вновь ожила, разъехавшись в стороны остроконечными медальками мозаики.
-- А-а-а-а!!!
-- Танька, влей ему водки! -- пропечаталось сквозь красный ураган.
В селезенке отстукивались удары невидимого сердца, прокачивающего что-то похожее на кровь, но тоже невидимое. Осталось чуть больше кубометра, потерпи, родная, сейчас мы тебя вылечим, обрежем, забинтуем и уложим спать. Ампутируем. Только бы не начала гнить. Гангрена, она ведь поднимется до мозгов, и тогда конец. Кроме шуток. Соблюсти стерильность. Надо еще раз облить яму водкой, спиртом, а лучше -- принести йод, Таня, принеси йод, на кухне стоит йод в шкафчике йод...
Еще один ковш -- еще один взрыв, боже мой, когда же это кончится, сил никаких не осталось багровые мультики перед глазами рассматривать. Нет, надо лечиться, срочно, как только выкопаем, так сразу. Терпи, казак, во главе сатдава станешь, терпи, тер-пи, терр-рррпии-ии!!! А-а-а!!!
--...Так, это вы че здесь делаете?
Марево опилок цитоплазмы зацепляется за солнце и конденсируется в два больших желтых костра. Истекающий невидимой кровью ковш виснет в полуметре над раной.
-- Эй, ты, в каске, стоп машина, вылезай из кабины. Где разрешение на работы?
Желтые костры оказываются слепящими фарами милицейского "бобика". Мультики оседают на поверхности серого бушлата. Вместо титров остаются стволы автоматов.
-- Что случилось? -- высовывается из кабины Татьяна.
-- Смотри, какой шлейф у нее из-под шубы,а? -- тот, что стоит слева, заглядывает в кабину, проводит колючим взглядом по Татьяне. -- Работяги, вы что здесь делаете? В галстуках?
Колька неестественно долго подбирает слова. Все ясно.
-- Ремонт участка трамвайной линии. Путеремонтный цех...
Молчание. Слышно только экскаватор.
-- Че-че? Цех? А этот, в туфлях -- он тоже путеремонтник?
Реальность проступает жирными пятнами. Горизонт плывет сам на себя, селезенка вздрагивает от толчков неведомого сердца.
-- Он не работает, -- бормочет Колька, -- он проверяющий.
Пауза.
-- И девица в белом тоже проверяющая? И документы, наряд-допуск у вас есть? А ну быстро в машину, проверяющие ебаные!
Надо блефовать. Надо спасать селезенку, во что бы то ни стало.
-- Попрошу повежливее, -- Игорь тужится изобразить обиженного ревизора. -- Все документы у прораба, на соседнем участке.
-- Это где?
-- Выше по улице. Прораб Алексеев, он за все отвечает.
Автоматчик обходит вокруг самосвала.
-- Точно тебе говорю, эти суки прямо с банкета приехали. Девка не иначе как невеста, эти двое в костюмах под фуфайками. Чую, Василич, надо их до выяснения в отделение.
-- Специально для вас повторяю, -- удивительно, откуда только столько наглости? Никогда бы не осмелился менту такое сказать, резерв второго счастья открылся, не иначе. -Повторяю, все документы у прораба, это на углу Красносельской и Гагарина, выше по линии на квартал.
Пауза. В воздухе ощущается каток наглости, расплющивающий милиционеров. Главное -- не сбавить нагрузки.
-- Коля, а ты лезь обратно в кабину, продолжай работать, а то мы действительно не успеем.
Милиционеры переглядываются. Ошарашенные.
-- Номер запиши.
-- Уже записал, -- хрюкает тот, что стоял слева. -- Да я думаю, если че, далеко уйти не успеют.
-- Поехали тогда, что ли, проверим. Всем оставаться здесь, ясно?
Колька, не отклеивая испуганого взгляда от "бобика", лезет в экскаватор.
-- Зайчик, они ведь сейчас вернутся, -- грохочет над ухом шепот Татьяны. -- Что будете делать?
-- Коля, давай, давай, не спи! -- проклятье, почему они не отъезжают, надо продолжать операцию, продолжать... -- Таня, дай мне водку.
-- Игорь, ведь они сейчас вернутся, Игорь! -- Татьяна не слышит, дергает за рукав.
Бренчащий "Бобик" заштриховывается снежным балаганом. Ковш движется в строну самосвала, куски плоти высыпаются в кузов и содрогаются от боли -- каждый и все вместе.
-- Таня, дай мне бутылку! Быстрее!
Надо все делать быстро, очень быстро. Пусть милиция и не приедет больше -- все равно останавливаться нельзя. Чтобы не потерять силы от потери крови. Не подохнуть.
А вот и водка. Игорь снова спрыгивает в яму, падает, царапает левую щеку, разбивает горлышко бутылки и щедро поливает истерзанную селезенку. До мозгов доносится сильное жжение.
-- Игорь, отойди из-под ковша! -- это уже Коля.
-- Погоди, Коля, не стой над душой.
-- Над чем?
-- Над селезенкой. Тань, еще бутылку. Не открывай, я сам.
Жжение становится почти нестерпимым.
-- Может, тебе тампон дать? Нет, реально, без шуток?
-- Меньше разговаривай! Давай режь!
Ковш вонзает зубья в окоченевшее глиняное мясо, три тысячи пятьдесят восемь миллионов метеоритов разом входят в пике, мир вспучивается, свет крошится и выворачивается наизнанку, так что в воздухе остается только мелкая нусхетная пыль. А через мгновение становится совсем темно.
- 4
Утро, загипнотизированное легким морозцем, растекалось поверх заснеженных тополиных лысин. Редкие вороны, по режиму сна однозначные жаворонки, припомоивались на неестественно зеленый мусорный бак и приступали к завтраку. Сквозь заросшее изморозными джунгями окно виднелся уголок парка; хотелось крепкого чаю, блинов, лыжни и подальше в зимний лес.
...На пороге стоял человек, похожий на бывшего боксера, в последние годы ударившегося в шахматы и зачем-то надевшего очки.
-- Здравствуйте, я Исаак Андреевич Теремов, от психиатра Гампольского. Я к вам буквально на пять минут.
Наверное, это вместо извинения. Разбудить в девять утра -- первого брачного утра! -- и сказать, что зашел на пять минут. Так и быть, извиняю.