Дальше начинается какой-то цирк, в главной роли которого был мой дорогой грубиян. По его лицу и шее стекали довольно густые струйки насыщенно синего цвета. Он выругался очень грязно и довольно громко, чем и прервал монотонный монолог профессора Виртеля. Я подавила улыбку и откинулась на спинку стула, абсолютно довольная собой.
— В чем дело, адепт Корн? — Спросил профессор, спуская смешные круглые очки в тонкой оправе на кончик носа.
Вместо ответа адепт, оказывается, Корн вскакивает на ноги так резко, что стул ударяется о мой бедный стол, поворачивается в мою сторону, и я вижу просто очень злого человека. Очень и очень злого. Глаза его были бешенными, ноздри раздувались, между бровями легли складки, губы были сжаты. По щекам и вискам стекали чернила, капали на белую рубашку, оставляя большие кляксы. Я сглотнула и решила медленно отступать. В смысле, полезла под стол. Там должно быть не так страшно.
— А ну стоять, паршивка! — Рявкнул парень, отодвинул мой стул. Точнее, безжалостно прошелся ножками мебели по деревянному полу.
Я такой наглости стерпеть не могла, поэтому полезла дальше, в сторону его стула. Вытянутую конечность, на которой тоже были синие разводы, пнула ногой. Кажется, достаточно больно, потому что рука сразу же вернулась на место, сверху послышалось очередное грязное ругательство, смех адептов, и возмущенное от профессора: «Прекратите сейчас же!». Увы, не могу, жить мне ещё очень хочется!
Вылезаю с противоположной стороны, как раз к парте оскорблённого до нельзя адепта Корна. Последний сразу же меня увидел, вскочил с корточек на ноги, и рванул в мою сторону прямо через мой стол. Я отпрянула назад, хихикнула, присела на парту. Но практически сразу спрыгнула обратно на пол, пнула стул, потому что паренек решил обогнуть стол и поймать меня с концами. Пробегаю между рядами, к большому рабочему столу профессора, перепрыгнув через плющ, который запуталась в столах сзади, и сейчас просто начинался у Виртеля, стелился по полу через весь кабинет, и заканчивался на моей ноге. Именно этот самый плющ и погубил многострадального адепта Корна — он просто споткнулся о него, когда выбежал ко мне и уже, если честно, почти поймал.
Очень запыхавшаяся тушка растелилась прямо перед всеми на деревянном, холодном полу, лицом вниз. Надеюсь, он не сломал нос. Хотя, нет. Надеюсь, он сломал нос, и меня отчислят. Я улыбнулась собственным мыслям, отдышалась в полной тишине. Все вытягивались и смотрели, жив ли там их сокурсник, рассматривали его теперь уже синюю шевелюру и смотрели на реакцию профессора. А реакция была потрясающей! Сначала у него просто в бешенстве дёргался левый ус, потом побледнело круглое лицо, потом кожа приобрела почему-то жёлтый оттенок и задёргался ещё и левый глаз. Он удивленно смотрел на распластавшегося адепта, сглотнул и перевел шокированный взгляд на меня. Я глуповато улыбнулась и пожала плечами. Ну, бывает, что уж тут.
Но потом моя профессиональная совесть взяла вверх, я присела перед синюшным адептом, пихнула его в плечо.
— Хэй, смурфик, ты там жив? — Спросила, готовая вскочить и побежать дальше, при любом исходе событий.
— Оставь меня. Ты мне всю жизнь испортила. Не хочу жить с синим лицом. — Ответил он, утыкаясь носом в руки, сложенные под головой.
Я понятливо киваю, поднимаюсь с пола, смотрю на профессора и говорю от души:
— Ну что? Я вам пару сорвала и адепту психику сломала. У вас не появилось непреодолимое желание отчислить меня? — И глазами миленько хлопаю, и улыбаюсь обворожительно, и вообще. Ну как такую адептку и не отчислить?
И тут профессор Виртель очень злиться. Он гневно сжимает зубы, кулаки, смотрит на меня, как на врага народа, шипит какое-то ругательство, но ничего не отвечает. Огибает свой большой стол, подходит к Корну, рассматривает его и коротко приказывает:
— Помогите адепту Корну.
Пару парнишек вскакивают со своих мест, помогают пострадавшему встать, я отхожу в сторону парт, чтобы они не споткнулись о плющ, и ребята уводят уже синеволосого из кабинета.