Чувствую внимательный взгляд на себе, но никак не реагирую, не мигая, продолжаю смотреть на стену. Проректор же поясняет:
— Мы так много говорим. Всё, что угодно. Но о самом важном почему-то молчим.
Я усмехаюсь, а потом искренне смеюсь:
— Вы что! Если люди научатся разговаривать, так это же жить станет в разы легче! А кому это нужно?
И меня сотрясает мелкий, кажется, истеричный смех. Магистр Эшфорд фыркает, отворачивается и молчит, выражая немое согласие. Я прикрываю улыбку пальцами, закрываю глаза, чувствуя в них влагу. Как много эмоций, им явно нужно выбраться наружу.
Однако в следующую секунду, мой смех резко прекращается, потому что проректор неожиданно подтягивается ко мне, и мягко, но уверенно убирает мою ладонь, скрывающую улыбку. Улыбка застывает на лице, но я сама коротко хихикаю по инерции, а потом удивлённо смотрю на мага, требуя объяснений. Он не отпускает моей руки, смотрит в глаза, опускается взглядом ко рту, и снова в глаза.
— Глупая шутка, согласна. — Улыбаюсь несколько виновато, и еле заметно пожимаю плечом левой руки, запястье которой теперь держал Кристофер. Это короткое движение только обострило ощущение «захвата».
— Не скрывай больше улыбки. У тебя красивый смех и приятная, нежная улыбка. — Говорит вдруг очень серьёзно, смотря прямо в глаза.
Краснею просто моментально. Улыбка стирается с лица, смотрю в изумрудные глаза удивлённо и несколько возмущённо. Он смотрит в ответ серьёзно, но почему-то мягко.
— Не нужно мне такое говорить. — Отвечаю тихо, отворачиваясь и скрывая лицо. Точнее, пытаясь скрыть, потому что руками его не закрыть — проректор держал оба запястья.
— Почему? — Тихий вопрос.
Жмурюсь, не в силах ответить. И не собираюсь, велика честь.
— Камелия… — Зовёт упрямо.
— Магистр Эшфорд… — Отвечаю, чуть не плача. Нужно уходить, серьёзно. Это всё неправильно: и его руки, держащие меня, и мои желания, и всё это вместе.
— Посмотри на меня, пожалуйста. — Просит мягко. Так спокойно и трепетно, что я не в силах отказать — поднимаю глаза на мага. Он продолжает: — Я разрешу стереть тебе память в замен на то, что сейчас мы оба будем честны. Такой расклад тебя устроит?
На секунду задумываюсь над словами проректора. Это что же получается? Он просит быть искренней, зная, что я могу обмануть? Ведь мои мысли для него сейчас закрыты. Я могу говорить всё, что хочу сказать…
Еле заметно киваю и слегка улыбаюсь. В ответ Кристофер прикрывает глаза и мягко улыбается, словно, не веря в то, что я так спокойно согласилась на что-либо. Сама в шоке, честно.
Маг Эфира открывает глаза, смотрит теперь внимательно и серьёзно, но очень тепло мне в глаза, поднимает свои руки вместе со своими на уровне груди, слегка тянет на себя. Медленно и неуверенно поднимаюсь, подтягиваюсь к мужчине. Он медленно откидывается на подушки, тянет за собой. Перекидываю ногу через проректора, сажусь ему на колени, чувствуя жар мужского тела. И всё это не отрывая взглядов.
Смущаюсь и закусываю губу, опускаю глаза на свои руки. Оказывается, я давно их сжала в маленькие кулачки. Кристофер замечает мой взгляд — теперь длинные пальцы медленно и нежно поднимаются по чувствительной коже запястья, к ладони, неторопливо переплетаются с моими. Я задыхаюсь, когда наши руки оказываются в замке.
— Я… думала, мы будем говорить… — Признаюсь тихо, всё ещё боясь смотреть в изумрудные глаза.
— Вряд ли сейчас мы поймем друг друга верно. Я не хочу, чтобы ночью ты плакала потому что я как-то неверно высказался. Будешь думать, что я тебя обманываю…, впрочем, как и все люди вокруг.
— Хотите сказать, что люди врут каждый раз, когда открывают рот?
— К сожалению. — Отзывается глухо.
Настолько возмущаюсь, что даже перевожу взгляд на проректора и смотрю ему прямо в глаза. Сжимаю его руки чуть сильнее и, нахмурившись, прошу:
— Поясните теперь!
Тепло улыбается, сжимает мои руки в ответ и отвечает:
— Люди не умеют описывать чувства. Как бы они не старались — всего не передашь, возможно, только запутаешь собеседника, или обманешь его. Поэтому весь диалог сводится к тому, что всё, кроме сухих фактов — ложь. Когда люди говорят, они делают это далеко не так, как думают, а так, как их могут понять. Даже тебе я порой могу соврать, что уж говорить о том, где стремление говорить правду не первостепенно?.. Язык, в принципе, машина по изготовлению фальши.
— Поэтому вы предпочитаете молчать? — Спрашиваю тихо, задумываясь о сказанных словах. В ответ — медленный кивок и взгляд, пронизывающий душу.
— Поэтому я предпочитаю читать мысли. — Добавляет спустя секунду размышлений.