Но смелости поднять на проректора глаза, или начать вырываться у меня уже нет, поэтому я просто пытаюсь не прижиматься к горячему телу, отодвинувшись назад, на сколько это было возможно.
— Так какой разговор ты слышала? — Спрашивает проректор, слегка нагибаясь ко мне.
Мы о чём-то говорили?
Если вы продолжите так нагибаться, то я точно не вспомню.
Но маг поднимает ладонь и пальцами касается только моих волос. Жмурюсь, очень стараясь не поддаваться соблазну.
— Я не хочу вам об этом говорить!
— Тогда просидим тут до тех пор, пока не захочешь. — Меланхоличный ответ. Мужчина выпрямляется, упирает руки в капот и осматривается. — Здесь очень красиво… Единственное, с завтраком придется что-нибудь придумать, а так очень даже неплохо.
Господи, вот снова он! Почему такой хороший? Почему в первую очередь всегда думает о том, чтобы мы поели, о красоте природы? Даже несмотря на то, что я буквально распластана перед ним на капоте.
Интересно, что он скажет, если я расскажу правду? Зачем я ему нужна? В моей голове всё никак не может уложиться, что он испытывает ко мне какие-то там чувства. Ко мне, кажется, можно испытывать только жалость. А жалость мне совсем не нужна.
— Я слышала то, что вы говорили про наши отношения. Что у вас просто короткий интерес, а у меня ребячество… и… там ещё много обидных слов было. — Отвечаю я на вопрос холодным голосом, хоть и речь заметно обрывается.
— Да, я правда так сказал. — Признаётся он, и мне становится очень больно где-то глубоко внутри. — Но ты, видимо, не дослушала. Танатос злил меня, чтобы я в итоге признался в своих чувствах к тебе.
Что?..
Всё.
Нет.
С меня хватит.
Теперь уже точно.
— Отпустите. — Говор тихо и очень агрессивно. И уже смотря ему в глаза: — Я вам все сказала ещё в прошлый раз. Оставьте меня в покое.
Видимо, у проректора тоже терпение не бесконечно, потому что взгляд заметно леденеет. Он отрывает ладони от капота, отходит на несколько шагов назад, чтобы я спрыгнула.
Небо уже начало светлеть. С востока оно озарилось жёлтым цветом, но дальше, к западу, всё ещё уходили в тёмно-синий. Почти все звезды погасли, остались лишь самые яркие.
Я прохожу мимо проректора, сажусь в машину. Пусть отвозит меня домой, мне надоела эта клоунада. Жизнь мою разрушили, теперь ещё пытаются в неё так бесцеремонно влезть? Вот ещё!
Но почему так паршиво на душе? Словно что-то очень важное отрывается внутри, неприятно жжёт и покалывает. Это я так умираю? Подло будет умереть в машине проректора, впрочем, выражение «месть — блюдо, которое подается холодным» и мой хладный трупик в салоне автомобиля магистра Эшфорда сделают своё дело. Даже умру чисто из вредности.
Демонстративно пристегиваюсь, ожидая мага. Руки дрожат, но я всё равно упрямо игнорирую знаки собственного организма.
Но проректор никак не садится в машину. Вместо этого он открывает дверь и внимательно смотрит на меня.
— Прекратите. Отвезите меня в город. — Снова глупо упрямлюсь, знаю. Но мне так страшно признаться самой себе в поражении…
А ведь я действительно проиграла. С самого начала. Каждый раз я проигрывала проректору, каждый раз понимала, что бежать — мало того, что не выйдет, так ещё и глупо безумно. Моего дома больше нет, нет и семьи. Но Кристофер как-то неожиданно стал мне и домом, и семьёй.
Я нервно играла желваками, сильно сжимала челюсть, только, чтобы не заплакать. Смотрела в лобовое стекло, рассматривала ближайший лес. Всё — только, чтобы не обращать внимания на проректора.
— Глупышка. — Буквально слышу его улыбку.
Возмущённо поворачиваюсь к магу, требуя пояснения за оскорбление. Не отрицаю, сказал по факту, но зачем вслух-то?
— Сами вы… — Я глотаю какое-то ругательство, которое даже не придумала, а он всё смеётся.
Ему правда смешно? Потому что я очень сильно хочу плакать.
— Да, согласен. Для тебя я буду, кем угодно.
— Прекратите! — Вырывается уже истеричное. — Хватит надо мной издеваться! Вам мало того, что вы уже сделали…?
— А что я сделал, Камелия? — Спрашивает уже серьёзно.
Я замолкаю, так и не договорив свою гневную триаду. Слова сами застревают где-то внутри, я в принципе замираю под взглядом удивительных ярко-зелёных глаз. Глубоко вздыхаю и в бешенстве снимаю кольцо, потому что понимаю, что вслух ничего из того, о чем думаю сказать не осмелюсь.
Весь мой поток мыслей, абсолютно всё теперь доступно для проректора… Теперь у него не было никаких преград передо мной, даже артефакта. И я даже представить не могу, что он сам обо всём этом думает. Смотреть в его глаза я так и не решаюсь — лобовое стекло куда интереснее.