Лаборатория находилась в башне Стихии Земли, на цокольном этаже, куда вряд ли ступала нога человека. Тут было не так темно и страшно, как я представила себе в самом начале нашего эпичного спуска в подвал старой башни. Такие же каменные стены, винтовая, но не такая крутая лестница, много картин на стенах. Особой разницы и отсутствия цивилизации здесь не было, просто очень пусто и тихо.
— Здесь последний раз работал Рональд, поэтому тут несколько пыльно, прости. — Говорит проректор, открывая ключом достаточно низкую дверь. Железная, такая, словно там находилась казна, а не лаборатория. Мужчина толкает дверь, она чудом открывается (кажется, она очень тяжелая) и мне открывается вид на жутковатый кабинет.
Большой стол, книжные шкафы, как с пустыми, так и с наполненными какой-то жижей, колбами, много бумаги, луп, ручек и карандашей, котелки, ещё колбы, большущий глобус и много старых книг и очень хорошее освещёние. Меня хватает только на то, чтобы издать восхищенный вздох.
— Нравится? — Спрашивает магистр Эшфорд, пропуская меня вперед.
— Нравится. — Отвечаю тихо, рассматривая кабинет, в котором мне теперь придется работать. — Кстати, кто такой Рональд?
Проректор кое-как залезает внутрь, сильно наклонившись, чтобы не стукнуться головой (я только злорадно похихикала), а потом недоуменно на меня смотрит:
— Разве Оникс тебе не рассказывал про своего хозяина?
— Про это рассказывал, — киваю утвердительно, — а про Рональда речи не было.
Магистр Эшфорд усмехается:
— Рональд Таллис — имя хозяина Оникса. Этот кабинет магистр Хильдес выделил ему под лабораторию. Так всё и осталось.
Ого. Как это всё интересно, конечно. Я провожу пальцами по столешнице, проверяя на наличие пыли. На удивление, последнюю я не обнаружила.
— А почему вы сами не продолжаете дело Рональда? — Спрашиваю тихо, рассматривая корешки старых книг. Интересно, сколько из тут стоящих написал сам хозяин Оникса?
Магистр Эшфорд некоторое время молчит, наблюдая за моими действиями, и попеременно рассматривая кучку разбросанных по столешницам свитков, а потом всё-таки отвечает:
— Во-первых, у меня есть мама. При всём моём желании я не могу позволить себе путешествовать по миру и умышленно подвергать свою жизнь опасности. А во-вторых, многое уже сделал сам магистр Таллис, моя работа в академии несколько отличная.
— Так и скажи, что кишка тонка. — Фырчит знакомый голос снизу.
Я вздрагиваю, отскакиваю за книжную полку (а они тут разбросаны весьма хаотично) больше от неожиданности, чем от страха. На полу, у входа, сидел, прикрыв лапки чёрным хвостом, наглый чёрный кот с янтарными глазами.
— Оникс, тьфу на тебя! — Ворчу я, вылезая из-за своего убежища. — Ты меня так заикой сделаешь.
— Ты же на целителя учишься, вылечишь каким-нибудь зельем, не переживай. — Успокаивает любезно.
— Какой ты добрый. — Ворчу недовольно. — Что ты вообще тут делаешь?
— Я свободный, сильный и независимый кот, гуляю, где хочу.
Ну-ну, тапочком с ламой получит по наглой морде, и вся его «сильность» моментально испарится. Шиплю на кота, срываюсь с места, подхватываю его на руки и смотрю прямо в бессовестные глаза. Лапы, как и всё длинное тело, свисают под силой тяжести. В жёлтых глазах пляшут чертята. Мы частенько так дурачились, это стало «свойской» игрой.
— Не ссорьтесь, — усмехается магистр Эшфорд, наблюдающий за нами. — Мне пора. Лабораторию я тебе показал, работай, сколько душе угодно, ключи доверяю тебе.
Он кладет ключи на стол, не передавая мне их в руки. Тем лучше. Проректор разворачивается, идет к двери, но я усмехаюсь и спрашиваю у его спины:
— Не страшно? Вдруг, я и лабораторию разнесу?
Проректор отвлекается на мои слова, поворачивает голову в мою сторону, но не останавливается, и… и очень хорошо ударяется головой о дверной косяк! Звук был довольно громкий и такой, что всю боль я прочувствовала и уже мысленно пожалела мага, скорчив гримасу боли. Оникс на моих руках тоже съёживается и жмурится. Проректор отодвигается, хмурится и, недовольно смотря на меня, трёт ушибленное место пальцами, а я серьезно и с сожалением смотрю на него секунды три. Но на долго моей жалости не хватило: я взрываюсь смехом. Опускаю кота на столешницу, потому что сил его держать у меня нет, прикрываю лицо руками и просто хохочу от души. Оникс, кажется, тоже смеётся.
— П-простите! — Я поднимаю ладони вверх в знак того, что ничего смешного в этом нет, всё ещё улыбаясь и содрогаясь от беззвучного смеха.
Проректор на удивление тоже улыбается, но смотрит с небольшим язвительным упрёком.