— Магистр Ллойд, вас же попросили не трогать и отпустить. — Прозвучал очень жёсткий голос совсем близко.
Я вздрагиваю и застываю. Как и декан. Смотрю прямо перед собой, на чёрную мантию магистра Ллойда, сквозь пелену слёз.
— Слушай, Крис, иди куда шел, а? У меня дела, не видишь? — Очень расслабленно ответил декан, но запястья мои уже расслабил. Явно алкоголь говорил, тело же было умнее хозяина.
— Я же сказал: отпусти адептку. — Ещё медленнее и грознее. Я даже ещё раз вздрогнула.
Декан демонстративно закатывает глаза, но руки отпускает, отодвигается.
— Шаг назад. — Совсем не просьба. Приказ.
Делает шаг назад.
Я только сейчас чувствую, как дрожу, слёзы непроизвольно льются, руки трясутся очень сильно, дыхание не восстанавливается. Давно такого не было… Никогда.
Осмеливаюсь поднять глаза на проректора, безумно боясь его реакции. Но нет. Его глаза были, скорее очень напуганными, он смотрел внимательно, но совсем без злобы. Кивнул головой влево, приглашая к себе. Не раздумывая отлипаю от холодной стены, на ватных ногах подхожу к магистру, огибаю его, останавливаюсь за ним и прислоняюсь к его спине своей, чувствуя защиту. Словно за каменную стену встала, только теплую и совсем не обездвиженную.
Последнее я поняла после того, как декан почему-то решил не уйти спокойно, а выплюнуть ещё пару оскорблений и в мой, и в проректорский адрес:
— Да ладно тебе, Крис, это всего лишь мелкая девчонка, которая не знает своего места. Я его решил просто показать.
Слова магистр Ллойд выговаривал с трудом, два предложения говорил довольно долго. Но мне вполне хватило для того, чтобы присесть на колени, закусить кулак и сорваться в беззвучные рыдания. Мне было страшно, даже не смотря на наличие проректора, который буквально меня спас.
— Для вас, магистр Ллойд, я магистр Эшфорд. И совершенно все адепты нашей Академии знают своё место. Единственный, кто о нем забыл — это вы. — Очень злым голосом очень правильные слова.
— Ой… — отмахнулся декан, а потом вдруг громко икнул из-за чего я непроизвольно вздрогнула и зажмурилась, чувствуя, как слёзы стекают ручьём по щекам. Надо же было так довести… — Знаю я, что ты там придумал: заберёшь её и сам возьмёшь. Ну, хоть поделись-то, а то совсем как не родной!
Этого магистр Эшфорд уже не смог сдержать, а потому телепортировался прямо перед деканом, и ударил его куда-то в лицо (я не видела точно). Его чёрную мантию освещало уже ярко-оранжевое, переходящее в жёлтый цвет, утреннее солнце. Но декан он на то и декан, поэтому удар был стойко выдержан, а ответ прилетел в виде зелёного сгустка магии. Но Кристофер Эшфорд перехватил шар небрежным движением руки и пальцев, заблокировал поток магии, обезвредив сгусток, и очень озлобленно бросил:
— Протрезвей сначала. Поговорим позже.
Развернулся, задев его краем развивающегося при резком движении плаща, в три шага преодолел расстояние между нами, аккуратно коснулся моих плеч, поднял с колен, учтиво заглянул в глаза, протянул руку.
Главное, не пожалеть после.
Принимаю ладонь, маг снова машет плащом, прикрывая меня от всего мира, уже яркого солнца, и мы, кажется, исчезаем…
Чтобы появится в чужой мне комнате.
***
Никаких ощущений при телепортации я не почувствовала. Поняла, что нахожусь совсем в другом месте. Это была просторная комната с довольно низким диваном, столиком перед ним с толстыми ножками, шкафом, и очень большим письменным столом вдоль стены, на котором аккуратно были сложены свитки, бумага и чернильница с пером.
— Куда вы меня?.. — Начала я, обнимая себя за плечи, чтобы унять дрожь.
— Это мои личные покои. — Спокойно ответил проректор.
Я нервно хихикнула, отскочила в сторону от магистра Эшфорда, и с нескрываемым ужасом посмотрела на него. На самом деле, именно сейчас имею право. Никогда в жизни так не пугалась, как за сегодняшнее только утро. Хорошо день начался, ничего не скажешь.
— Ты что, меня боишься?
Вас — нет, а ситуации этой — да. Причины имеются, между прочим.
Но это только в голове, так же я просто решила промолчать, что, наверное, сейчас будет разумнее.
— Не бойся, — закатывает глаза проректор по учебной работе и отворачивается от меня (наверное, чтобы не пугать), — я малолетними взбалмошными девицами не увлекаюсь.
Пхах. А кем он тогда увлекается? Неужели пожилыми, начитанными и культурными старушками? Я снова нервно усмехаюсь, вытираю слёзы (На самом деле, просто по щекам размазываю солёную влагу), вспоминаю декана и начинаю очень сильно натирать левую щеку, скулу и даже шею. Хотелось хоть как-то избавиться от этих ужасных прикосновений, забыть об этом, как об ужасном сне и не вспоминать больше никогда.
Проректор же, развернувшись, входит в одну из дверей из тёмного дерева, оставляя последнюю открытой. Это оказывается кухня в таких же теплых, коричневых оттенках. Её сразу же наполняет звон посуды.
— Я заварю тебе чай на успокаивающих травах. — Не спрашивает, просто перед фактом ставит.
Я, всё ещё натирая в омерзении щёку, киваю. Пусть делает, что хочет, мне уже не важно, даже если это будет какая-нибудь отрава. Мне просто очень хочется искупаться. И поплакать. Но сначала искупаться, смыть этот кошмар.
— Я могу воспользоваться ванной комнатой? — Наконец, осмеливаюсь спросить, ибо очень стыдно было. Снова вздрагиваю, чувствуя, как тело покрывается крупными мурашками.
Проектор делает шаг назад, появляется в моём поле зрения, вытягивает руку, указывая куда-то за меня. Оборачиваюсь, вижу такую же тёмную, массивную дверь, бурчу что-то вроде «Спасибо», ухожу в ванную.
Внутри она тоже обставлена в коричневых оттенках. Только ванная и раковина из белого мрамора, все остальное из тёмного дерева. Когда вижу себя в зеркале, откровенно дёргаюсь. Нос припух и стал красным, щека покраснела от натирания, локоны у лица, которые я убрала за уши, растрепались и очень страшненько торчали, глаза были очень покрасневшими, полопались несколько сосудов, наверное, когда я сорвалась в истерику за спиной проректора. Рассмотрев этот кошмар, удивляюсь, как вообще проректор смотрел всё это время на меня, будь я на его месте — убежала бы сразу.
Качаю головой, открываю кран, радуюсь наличию тёплой воды и вкусно-пахнущего твёрдого мыла. Сначала умываюсь просто водой, а потом ребром мыла очень сильно натираю щёку и скулу, желая содрать кожу.
Потом ещё рукой и ногтями вспениваю раствор и распределяю по щеке, скуле и шее. Потом психую и умываюсь полностью. Щека, конечно, болит дико, но и этого мне было мало. От безысходности хотелось заплакать, но буквально в соседней комнате был магистр Эшфорд, а перед ним я и так сегодня много чего себе позволила, ещё один срыв будет явно перебором. Поэтому беру мягкое, махровое полотенце белого цвета, вытираюсь, вешаю его на место, поправляю прическу, стараясь не смотреть себе в глаза, и выхожу, прикрывая дверь ладонью и рукой.
Магистр Эшфорд уже ждал меня, стоял напротив у двери в кухню. Мне было очень стыдно перед ним за всё, что произошло и за свой внешний вид тоже, поэтому я вздрагиваю от неожиданности, сразу опускаю глаза и тихо говорю:
— Извините…
— За то, что подсыпала в десерты на празднике любовное зелье? Или за то, что стреляла в адептов из лука? — Спрашивает едко.
Меня возмущает резко! Я даже глаза на проректора поднимаю и очень уверенно отвечаю:
— Нет! За это мне не стыдно!
— Тогда я не понимаю, за что ты извиняешься, ведь только за это тебе и должно быть стыдно, — пожимает мужчина плечами, разворачивается и бросает уже через плечо: — Пойдем пить чай.
Мне стыдно, магистр Эшфорд! Безумно стыдно! Не за зелье и лук, а за декана, за то, что вам пришлось меня спасать, что вы видели меня в очень непрезентабельном виде (моральном). И я бы это сказала, но сил не было никаких, а чай очень хотелось, поэтому я только вздыхаю и иду за проректором в кухню.