— Почему я должна остаться? — Спрашиваю, искренне недоумевая. Почему они хотят, чтобы я осталась? Что им с этого будет?
— А почему нет? Ты всё говоришь, что твой дом там, но почему не хочешь предположить, что он на самом деле, здесь? Разве дом — это не родные тебе души, любимый человек, наконец?
— Никогда не задумывалась об этом. Для меня дом там, потому что там моя семья, учёба, мечта, в конце концов.
— К сожалению, семья тебя больше не помнит, учёбы нет, остается лишь мечта. — Виолетте явно было не приятно об этом говорить, ведь она знала, сколько боли может причинить этими словами. — Разве этого достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности, уютно?
— Ты недооцениваешь силу мечты.
— А ты недооцениваешь силу любви.
— Зато вы её переоцениваете.
***
Я долго работала над тем, как бы заклинание можно было перенести на предмет. Посвящала всем попыткам дни и ночи, и через неделю таки добилась результата. Это было заклинание запоминания большого объёма информации, которым пользовались особо хитрые адепты. В очередной раз, когда я вдохнула аромат фиалки, стоящей на моём подоконнике (да, украла, да, плохая!), и начала зачитывать особо сложное и длинное предложение из учебника по теории стихии, и проговорила его от точки до точки, то радости не было предела. Теперь оставалось только дождаться того самого дня.
Наступил он также быстро и неожиданно благодаря профессору Виртелю. Он просто зашел сутра в кабинет, посмотрел на нас, с особым презрением сморщив нос, посмотрев на кружку, стоящую на его столе, снова поморщился, опять посмотрел на нас, провел ладонью по лицу, не обращая внимания на очки, и сказал с особой «любовью», указав рукой на дверь:
— Идите сажать цветы.
Делать было нечего — пошли, естественно. Чуть раньше положенного срока, но это было не так страшно.
Мы долго возились с землёй и семенами. Ещё и полить это всё дело надо было. Пользоваться магией запрещено, пришлось сжать зубы и терпеть.
Пока копошилась в земле, как и все мы, мимо проходил магистр Эшфорд (да, додумались же цветы первого курса посадить у главной башни!) с какими-то свитками в руках. Я сначала его не заметила, если бы ребята не начали шептаться:
— Смотрите, это магистр Эшфорд!
— Выглядит здоровым. Наша Лия хорошо постаралась!
Идите знаете куда со своими «постаралась»! Да, старалась, а в итоге, что получила?
Агрессивно копаю лопаткой землю, ещё немного и засопела бы от возмущения. Да, я очень обиделась на этого чело… тьфу, мага! Просто жутко, поэтому даже смотреть на него не хотела. Однако, посмотреть меня всё равно заставили. Ребята вдруг решили спросить его о самочувствие, ведь слухи про то, что произошло на турнире разлетелись, как мне казалось, быстрее, чем всё, собственно, и случилось. Проректору пришлось подойти, чтобы переговорить с моими очень глупыми сокурсниками.
— Мы слышали, как вас ранили! — Поделились адепты.
— Да. И что это был артефакт, мы тоже слышали.
— Но вы так быстро вышли на работу. Вы точно хорошо себя чувствуете?
Меня сейчас стошнит от их переживаний. Хорошо он себя чувствует, не видно, что ли? Уже по всей академии со свитками носится.
— Хорошо, что Лия такой хороший целитель. — Улыбается Виолетта, как-то особо хитро взглянув на меня.
— Почему вы тогда у неё самой не спросили о моём самочувствии? — Наконец, подает голос проректор, явно ошеломлённый такими переживаниями.
Копаю ещё усерднее.
— А она сказала самим у вас спросить. — Охотно ответил Корн.
И все разом смотрят на меня, словно я действительно во всём виновата. И вашего проректора тоже я чуть на неровные две половина не поделила, да. И пол академии разнесла, и вообще.
Устало поднимаю угрюмый взгляд на проректора и толпу его мини-фанатов вокруг и также угрюмо оповещаю:
— Я пошутила.
Наступает та самая неловкая тишина. Я молча встаю с места, отряхиваю руки от земли, смотря магистру Эшфорду в глаза, разворачиваюсь и ухожу (допустим, попить). Меня так никто и не остановил. Им же лучше.
***
Следующая наша встреча с проректором произошла куда раньше, чем я могла бы предположить — этим же вечером, после ужина, когда я возвращалась уставшая после высадки цветов, пар и прогулки с ребятами.
Я поднималась по этой ужасной лестнице, а он, наоборот, спускался. И я бы прошла мимо, определенно прошла, даже в сторону его бы не посмотрела, если бы он сам не остановился и не окликнул меня. Была шальная мысль претвориться глухой, или мертвой, ведь глупой с ним не прокатит. Однако, первое уже отмелось, ведь я непроизвольно остановилось, а последнее лишило бы меня жизни по-настоящему — лестница очень крутая, выжить после падения с неё было чем-то невозможным.
— Да, магистр Эшфорд? — Всё-таки выдавливаю я из себя холодное.
Он поднимается ко мне ближе, буквально на несколько ступенек, чтобы сравнять наш рост, смотрит в глаза проникновенно и тепло, как обычно.
— Как ты себя чувствуешь? — Спрашивает после некоторой заминки.
— Спасибо, прекрасно. — Отвечаю холодно и отстраненно.
Снова молчание. Снова этот пронизывающий взгляд.
Нервно кручу кольцо на пальце и комкаю край мантии. Что ему нужно? Зачем ему знать, как я себя чувствую? Разве ему не должно быть всё равно?
— Что-то случилось? — Вновь обеспокоенный вопрос.
— Нет, всё хорошо.
Молчит ещё несколько секунд, внимательно разглядывая меня. Взгляд буквально пронизывает, в глубину души проникает, но я сомневаюсь, что в моей душе что-то осталось. Оставьте меня в покое, магистр Эшфорд.
— Я что-то сделал не так?
Родились.
— Нет. Вы — хороший проректор, с чего вы решили, что могли что-то сделать не так?
— «Хороший проректор»? — Переспрашивает, изогнув бровь и поднявшись ближе ко мне на одну ступеньку. Теперь он был несколько выше. — А я для тебя просто проректор?
Приподнимаю бровь в ответ. Да, магистр Эшфорд, вы просто проректор. После тех слов, что вы сказали, я для вас даже другом быть не могу.
Отступаю на ступеньку выше, назад, пытаясь держать дистанцию. Да, его это, конечно, не остановит, но хотя бы для самой себя мне нужно личное пространство.
— Определённо. Как и я для вас адепт. Не переходите черту, пожалуйста. То, что я мы с вами взаимодействуем из-за различных, весьма глупых, совпадений, не означает ничего. Я вам благодарна, но не более. Что относительно моей спасенной жизни — мы с вами давно в расчёте.
Как я смогла сказать такие слова — не знаю, чудо какое-то. Внутри что-то рвалось, как плотная нить, больно и громко. Но я лишь сжимала до побелевших костяшек холодными, влажными руками лямку сумку и смотрела в постепенно холодеющие, темнеющие глаза. Кристофер отдалялся от меня с каждым грубым словом, словно я выстраивала между нами не просто стену, а крепость. Не знаю, что творилось внутри мага, но внешне он не изменился никак, только взгляд стал совсем тёмным, малахитовым, тёмно-зелёным, цвета леса в сумерках.
— Да, вы правы. — Отвечает он спустя несколько секунд тихо и абсолютно спокойно. Мои слова явно не сделали ему больно. Тем же лучше. — Не хотел вас обидеть или оскорбить, только уточнил… Я вам тоже благодарен.
Сухо киваю, но с таким усилием, словно мою шею сковали кандалами.
— Мне пора. — Говорю тихо. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — Отвечает таким же тихим эхом.
Склоняю голову в знак прощания, он делает тоже самое, я разворачиваюсь и медленно поднимаюсь по лестнице, до крови закусив губу, чтобы не заплакать.
Эта точка в наших отношениях была не просто точкой, а колом, на который я собственными руками насадила своё сердце. Так мне и надо. Будет уроком не влюбляться просто так.
На ватных ногах поднимаюсь на этаж, прислоняюсь к холодной, каменной стене. Почему мне так больно? А ведь он даже в лице не изменился, только взгляд заметно похолодел, но это понятно, никому не было бы приятно услышать подобные слова. Значит, ему всё равно. Как жаль, что всё это время я тешила себя ложными надеждами…