От двери прозвенел сигнал.
Аргел Тал издал низкое ворчание, потратив несколько секунд, чтобы сложить единственное слово.
- Кто?
Динамик зашипел.
- Это Аквилон.
Несущий Слово скосил слезящиеся глаза на ретинальный хронометр, глядя на меняющиеся цифры. Он что-то забыл. Какое-то... событие. Он не мог мыслить ясно. Между болевших зубов свисали нити слюны.
- Да?
- Ты не пришел на спарринг.
Да, вот оно. Их ежедневный поединок.
- Извини. Медитирую.
- Аргел Тал?
- Я медитирую.
Последовала пауза.
- Хорошо. Я вернусь позже.
Аргел Тал лежал на полу, дрожа и шепча мантры на языке, лежавшем в основе колхидского, очищенном от терранских и готических корней.
В какой-то момент, терявшийся в дымке боли, он вытащил боевой клинок. Держа меч трясущейся рукой, он полоснул по тыльной стороне перчатки, стремясь изгнать огонь из своей крови. То, что закапало из раны, напоминало кипящее масло, оно пузырилось, булькало и шипящими ручейками вгрызалось в покрытие пола.
Рана закрылась, словно гаснущая улыбка. Даже разрез в доспехе затянулся отвратительно органическим рубцом.
Спустя еще час он сумел подняться на ноги и достаточно сосредоточиться, чтобы стоять и не шататься. В воксе его воины смеялись, плакали, демонстрируя эмоции, редко слышимые от Астартес.
- Ксафен.
Капеллану явно потребовалось несколько долгих секунд, чтобы ответить.
- Брат.
- Мы должны... скрыть это от Кустодес. Распространи известие. Гал Ворбак удаляются на медитацию. Покаяние. Размышляют, пока мы летим к Истваану.
- Мы можем их просто убить, - пролаял Ксафен по вокс-сети. - Убить их прямо сейчас. Время пришло.
- Они умрут, - Аргел Тал сглотнул сгусток кислоты, - когда примарх скажет, что они должны умереть. Распространи слух по кораблю. Гал Ворбак заняты покаянием и отказываются от всех внешних контактов.
- Будет исполнено.
На заднем плане его братья вопили и выли. Удары бьющихся о стены кулаков и лбов доносились по воксу глухим лязгом. Он не мог дышать. Нужно было снять душный шлем, даже теплый переработанный воздух корабля был лучше удушливого смрада пепла и золы.
Пальцы схватились за замки на вороте, но от каждого нажатия дергалась вся голова. Шлем не снимался. Холодный пот каким-то образом соединил его с лицом.
Аргел Тал двинулся к двери и нажал на панель активации. Когда дверь открылась, Алый Повелитель побежал по коридорам, шатаясь и дергаясь, в поисках единственного убежища, на котором смог сконцентрироваться его сбитый с толку разум.
- Войдите, - позвала она.
Первым, что она услышала, было рычание сервоприводов сочленений брони и грохочущая поступь Астартес. Она открыла рот, чтобы заговорить, но запах лишил ее дара речи. Сильный до агрессивности химический смрад плавящегося металла с примесью вони от горящего угля.
Шаги были неровными, они проследовали внутрь комнаты и окончились ударом керамита о металл, от которого кровать содрогнулась. После падения дверь закрылась. Она уселась на край матраса, невидяще уставившись туда, где,судя по звуку, рухнул Астартес.
- Кирена, - произнес воин. Она тут же узнала его, несмотря на напряжение в голосе. Не говоря ни слова, она соскользнула с кровати, нащупывая, где он. Руки погладили гладкую броню на голени и висевшую там изорванную бумагу с клятвами. Взяв его, как символ почтения, она подвинулась, оказавшись возле плеч воина, баюкая его тяжелый шлем на коленях.
- Твой шлем не снять, - сказала она.
Теперь это было его лицо: маска оскалившегося керамита с раскосыми глазами. Он не ответил.
- Я... я вызову апотекария.
- Нужно спрятаться. Закрой дверь.
Она повиновалась распоряжению.
- Что случилось? - она не пыталась скрыть тревогу и нарастающий испуг. - Это то, о чем говорил Ксафен? Предначертанные перемены?
Стало быть, капеллан уже все ей рассказал. Он знал, как глупо удивляться этому обстоятельству — Ксафен всегда делился всем с Благословенной Леди, используя ее как еще один инструмент для распространения новой веры среди Легиона и слуг. Прежде, чем ответить, Аргел Тал моргнул, стряхивая едкий пот с глаз. Целеуказатель обвел лицо Кирены над ним, и он отключил его, сжав зубы.
- Да. Перемены. Предначертанный час.
- Что произойдет? - тревога в ее голосе была нектаром для ушей. Чувством, которое он не до конца понимал, Аргел Тал ощущал себя сильнее, когда слышал ее прерывистое дыхание...ускорившееся сердцебиение...тепло страха в голосе. Слезы падали на лицевой щиток, и даже от этого мышцы наливались свежими силами.