— Прелесть! Прекрасно! Очень хорошо! — восклицала она. — Вам в какую сторону, Виктор Петрович?
— В какую сторону? Как в какую сторону? — не понял учитель.
Девушка не отвечала, потупив глаза.
— Ах, в какую сторону идти домой? — догадался, наконец, Виктор Петрович: таким неожиданным был для него этот вопрос. — В сторону шахты.
— И мне туда… — робко и смущенно проговорила молодая учительница.
— Так пойдемте вместе.
На улице моросил мелкий беззвучный дождь, называемый в народе мжичкой. Фонари были обведены искристыми кругами: светилась попадавшая в лучи водяная пыль. Холодная сырость неприятно покалывала лицо и заставляла вздрагивать всем телом.
— Какая мерзкая погода! — огорченно сказала Тамара Львовна, поднимая воротник.
— И в такой погоде есть своя прелесть, — возразил Виктор Петрович.
— Уж какая тут прелесть!
— А посмотрите на фонари: они похожи на огромные одуванчики. Правда? А ваш воротник в мелких-мелких бусинках дождя, он весь горит. Разве не красиво?
— И правда, красиво! — Тамара Львовна ласково посмотрела на Логова. — Вот я такая: пока мне не покажут, я сама не увижу…
Некоторое время они молчали. Девушка поскользнулась раза два, но ее спутник так и не догадался подать ей руку.
— Виктор Петрович, — снова заговорила девушка, — вы всегда и со всеми откровенны?
— Да, конечно, — отвечал молодой учитель.
— Вот скажите: если бы не мой намек, вы пошли бы со мной?
— Знаете, об этом я никогда не думал.
— И теперь жалеете?
— Нисколько: мы, кажется, не успели наскучить друг другу.
Тамара Львовна замедлила шаг и остановилась.
— Вот и мой дом, — проговорила она. — Заходите, если будет охота. У меня есть к вам одна маленькая просьба: принесите мне что-нибудь почитать.
— А что именно?
— Если можно, «Саламбо» Виктора Гюго.
Логов остолбенел.
— Я вас прошу, — повторила Тамара Львовна.
— Хорошо! — отвечал Виктор Петрович с иронией, которой девушка не заметила. — Я спрошу разрешения у Флобера.
— Ах, пожалуйста, спросите. Я вам буду очень благодарна. До свидания.
ГЛАВА 19
В воскресенье Логов ходил по квартирам своих учеников. Прежде других Виктор Петрович решил навестить родителей Степного и Гулько, потому что ребята две недели не являлись в школу.
Снова Первый Шурф. Те же покосившиеся и почерневшие лачуги, тот же террикон брошенной шахты, под ногами та же черная от угольной пыли земля. Только после вчерашнего дождя все кругом стало еще чернее. И снова учителю показалось, что перед ним старый, отживший мир.
У домишка, где жил Алексей, Логов остановился и через низкую изгородь, кое-как скрученную из обрезков ржавой жести, железных прутьев и кусков проволоки, заглянул во двор. На лавке возле двери чистила кастрюлю пожилая женщина, но не та старуха хозяйка, которую знал Виктор Петрович, а другая, высокая и сухощавая, в драном полушубке на худых плечах.
— Здравствуйте, — сказал учитель, когда увидел, что женщина заметила его. — Разрешите?
— Чего надыть? — не отвечая на приветствие, спросила она, и Логов почувствовал на себе ее недружелюбный взгляд.
— Вы мать Алексея?
— Ну, мать.
— Я учитель.
— Жалиться пришли? — Степная поставила кастрюлю на скамью, вытерла о подол руки.
— Нет, не жаловаться, — возразил Виктор Петрович и, не дождавшись приглашения, сам шагнул во двор. — Я пришел познакомиться с вами, посоветоваться.
— Було время — советовались и со мной, а теперича… — Женщина безнадежно махнула рукой.
«Казачка, что ли? — подумал Виктор Петрович. — Говор наш, донской. Сердитая тетка. И сын в нее».
— Алексей дома?
— Нету.
— Где же он?
— Неколи мне за ним глядеть.
— Но вы же мать! Должны же вы о сыне беспокоиться?
— Слава богу, не малолеток. Сам нехай об себе беспокоится.
— Странно! А если с ним случилось что-нибудь?
— Случилось? Сохрани, господи, и помилуй! — Испуг и страдание отразились на лице женщины. — Чего с ним?
— Да ничего. Я только спрашиваю, — поспешил успокоить родительницу Виктор Петрович.
Степная облегченно вздохнула и перекрестилась.
«Она очень любит его и знает, где он, — заключил учитель. — Значит, у них нет секретов друг от друга. А мне от этого не легче, даже трудней».
Действительно, сколько и о чем Логов потом ни спрашивал женщину, она ничего не сказала ему.
Тогда Виктор Петрович зашел к хозяйке. Старуха была больна и лежала на жесткой и грязной постели, укрытая вонючим тряпьем.