— Цыпочка, лапочка, что вы читаете? — спросил он, как бы нечаянно кладя на плечо девочки свою руку.
Поярцева вспыхнула и резко оттолкнула мальчишку.
— Иди! Что тебе нужно?
— Ах, ах, простите! Дядя шутит. А где вы достали такой материи?
Прозвенела пощечина. Люба вырвалась из кольца ребят, подбежала к Степному.
— Алексей! — проговорила она, смело глядя ему в глаза. — Прогони этих… хулиганов!
И вдруг Степной, тот самый Степной, который еще вчера сам колотил девчонок и даже сегодня, всего лишь минуту назад, одобрительно посмеивался, наблюдая за Семкой, тот же Степной вдруг смущенно опустил перед девчонкой глаза. Алексея одинаково поразило и то, что девочка просила его, нет, скорее требовала его помощи (никто еще не рисковал этого делать); и то, что она не плакала от обиды, как другие, а стояла перед ним гневная, решительная и такая красивая; и то, что обратилась к нему именно Поярцева.
Алексей поднял глаза, но по-прежнему не двинулся с места.
— Да ты, оказывается, тоже мямля! А я думала…
Люба резко повернулась и отошла прочь.
Степной покраснел до ушей, до затылка. Он хотел остановить девочку, но наткнулся на Гулько. Алексей злобно схватил товарища за шиворот и с такой силой толкнул его, что тот растянулся на полу.
«…Некрасивая история, но поучительная, — размышлял Виктор Петрович, после того как Поярцева сама рассказала ему о случившемся. — Я больше рассчитывал на ребят, а оказалось — девочка… Похоже, что у них начинается дружба. Ну и пусть! Пусть дружат! Это хорошо».
После уроков Логов поспешил в свой класс, чтобы тотчас начать собрание. Когда он подошел к двери и потянул ее на себя, она не открылась. Из класса доносились возбужденные голоса:
— А-а, боишься!
— Вадика раздевать и в окно прыгать так не боялся!
— Пусти, говорю! — отвечал голос Алексея. — Тебя, что ли, боюсь!
Виктор Петрович улыбнулся: «Степного обрабатывают. Молодцы!»
Учитель решительно постучал в дверь, и она после этого распахнулась. У выхода стояло несколько ребят, и среди них — Алексей с книгами за поясом.
— В чем дело? — спросил учитель.
— Виктор Петрович, Степной не хочет на собрание оставаться! — отвечал за всех Светлов.
— Это почему же?
Алексей молчал.
— Впрочем, не будем терять времени. Садитесь на места! — Виктор Петрович обвел взглядом учеников: не было одного Гулько.
«Это даже лучше, — решил учитель, — вдвоем они бы чувствовали себя увереннее. Главное, Степной здесь».
— Друзья мои! — неожиданно весело и быстро заговорил он. — Как вы думаете, о чем я вам сейчас расскажу?
Ребята вопросительно посмотрели на учителя, потом на Алексея, который, кажется, тоже был озадачен таким вопросом. Все знали, что собрание должно обсудить поведение Степного и Гулько.
Когда ученики сообщили об этом Виктору Петровичу, он отрицательно покачал головой:
— Нет. Я хочу рассказать вам одну интересную и поучительную сказку.
По классу прошел удивленный шепот, потом ребята уселись поудобней и замерли.
— Много тысяч лет назад, — начал Виктор Петрович, — далеко за морем, на восход солнца, жило могучее племя людей. Это были сильные и смелые люди. Они пасли стада, охотились на зверей, а после охоты пировали, пели песни, танцевали.
Однажды во время такого пира с неба спустился орел и унес одну из девушек. Пущенные из луков стрелы упали обратно на землю. Бесполезными оказались и поиски. Так и не нашли девушку и забыли о ней…
Виктор Петрович с минуту помолчал. По лицам учеников он видел, что горьковская сказка была известна немногим. Вероятно, впервые слышал ее и Степной. Он сидел, скрестив руки на груди, и с плохо скрываемым любопытством смотрел на учителя.
— Так прошло двадцать лет. И похищенная орлом девушка неожиданно пришла сама. Только теперь она была измученной, иссохшей женщиной и вернулась не одна: она привела с собой юношу, красивого и сильного. Когда ее спросили, где она была эти двадцать лет, она ответила, что орел унес ее далеко в горы и сделал своей женой. Вот его сын, а отца уже нет в живых: когда он стал слабеть, то поднялся в последний раз высоко над землей и, сложив крылья, упал на острые скалы.
Все смотрели с удивлением на сына орла и видели, что он ничем не лучше их, только глаза его были холодны и горды, как у царя птиц. С ним разговаривали, но он отвечал, если хотел, или молчал, а когда пришли старейшие племени, он говорил с ними, как с равными себе. Это оскорбило их, и они сказали ему, что их чтут, им повинуются тысячи таких, как он, и тысячи вдвое старше его. А он, смело глядя на них, отвечал, что таких, как он, нет больше; и если все чтут их, он не хочет делать этого. О! Тогда уж совсем рассердились они и сказали: