Оба они рассмеялись: директор басисто, с кашлем; Логов мелко и звонко.
Татьяна Ксенофонтьевна, которая успела принести из кухни большой арбуз, глядя на них, тоже улыбнулась:
— Мой-то благоверный не может на холостых смотреть спокойно. Он бы всех переженил.
— Что правда, то правда, — отвечал Иван Федорович. — Имеется такая слабость у твоего благоверного. Это, Виктор Петрович, моя вторая специальность. Так что опасайтесь.
Директор закурил. И снова он взял папиросу как-то странно, в кулак.
— Я даже на фронте сватом бывал.
«Так вот откуда у него эта привычка прятать папиросу, — догадался Логов, — с фронта! Ну да, чтоб огня не было видно».
— Эх, дела наши грешные! — вздохнул Иван Федорович. — Ну, ладно. Значит, вы, Виктор Петрович, будете работать с восьмыми классами. Их у нас шесть. Вы получите четыре. Это выходит шестнадцать часов в неделю. Нагрузка хорошая. Дальше. Начинайте помаленьку готовиться к занятиям: проштудируйте программу (у завуча возьмете), план составляйте на полугодие. Сегодня уже поздно, а завтра — приходите часам к трем, — завтра я вас познакомлю с нашими, так сказать, лингвистами. У них узнаете, что и как делать. Штука не мудрая. С классным руководством решим так: возьмете восьмой «В». Группа вообще неплохая, но отдельные ребятишки… — директор выразительно закусил губу и покачал головой. — Как бы вам это сказать… в общем крепкие орешки. Я бы дал вам другой класс, полегче, однако Василий Борисович, ваш университетский парторг…
— А он вам писал? — удивился Виктор Петрович.
— Писал. — Рудаков с лукавой улыбкой поглядывал на учителя. — Потому-то я сразу и узнал вас.
— Значит, вы с ним знакомы?
— Знаком?! Чудак человек! — Иван Федорович добродушно рассмеялся. — С вашим Василием Борисовичем мы еще такими вот карапузами, — наклонившись, директор показал рукой, какими они были в те отдаленные времена, — вот такими малышами ленинские листовки клеили на заборах. Да-а, на наших глазах много воды утекло. Если все вспомнить да описать…
Рудаков не договорил и задумался. Виктор Петрович тоже не проронил ни слова, ожидая услышать повесть об одной из тех простых и вместе героических жизней, какие прожили многие наши отцы. Но Иван Федорович молчал.
Со школьного двора доносились в комнату детские крики, смех и глухой топот десятков ног. Логов поднял голову и увидел за окном просторную площадку, окруженную высокой решетчатой изгородью, за которой густо зеленели деревья и кусты. По площадке стаями носились мальчишки. То там, то здесь взлетал к небу футбольный мяч и, на секунду остановившись в солнечной высоте, стремительно падал в самую гущу ребят.
— Вот они, наши герои, — проговорил, наконец, Иван Федорович. — Славный, но и беспокойный народец! — Директор встал, подошел к окну и некоторое время с улыбкой смотрел на учеников. — Вы заметили, Виктор Петрович, что среди ребят обязательно находится вожак, организатор? — Логов тоже подошел к окну. — И здесь вон тот рыжий, в сиреневой майке, Костя Скворцов, всеми верховодит. Ишь, ишь, что делает! И все за ним… Дети вообще легко поддаются влиянию, особенно сильных людей. Они, понимаете, всегда ищут себе, ну, руководителя, что ли, и до определенного возраста слепо подражают ему. Вот ваша задача, мой дорогой, в том и будет состоять, чтобы стать центром такого влияния, стать руководителем детей. Как этого добиться — вопрос большой и сложный. Но для начала могу вам сказать, что очень важно первое впечатление, какое вы произведете на учащихся, первый урок. Нужно сразу, буквально с первых минут зарекомендовать себя полным хозяином класса. Вы ведете урок, и никто не смеет мешать вам! — Директор сказал это таким грозно рокочущим басом и так внушительно бухнул по подоконнику своим тяжелым мосластым кулаком, что Виктор Петрович вдруг почувствовал себя маленьким провинившимся мальчишкой, которого сейчас накажут. — А ведь найдутся сорванцы — и, заметьте, как раз такие вот, как этот Скворцов, вожаки, организаторы! — что начнут дебоширить, станут испытывать вас, на что вы годитесь. Их-то в первую очередь и старайтесь взять в руки: через них очень хорошо можно воздействовать на остальных ребят…
Старый и молодой педагоги не замечали, как летело время. Часы где-то за стеной пробили три, потом четыре и пять, но беседа их все продолжалась. Больше говорил директор, а Логов слушал и чувствовал себя счастливым: он яснее прежнего понял, что школа — это яркий и богатый мир, которому стоит посвятить жизнь.
ГЛАВА 3