— Пожалуй.
— Не знаю, чем подкупил тебя Виктор Петрович, а на мой взгляд, он… он слабый воспитатель и совсем не умеет работать с детьми.
— Ты так думаешь?
— Разве это воспитатель? — говорила Эльвира Сидоровна, все более волнуясь и уже не слушая мужа. — Разве это воспитатель, если в его классе… Твоего сына тиранят в школе, шокируют, а тебе как будто и дела нет! Это, наконец, невыносимо! — Она всхлипнула, но тут же торопливо замахала перед глазами платком: «Слезы так портят ресницы…»
— Вот что, дорогая моя! — Григорий Ильич задумчиво повертел в руках газету и стал сворачивать ее в трубку. — Вот что, дорогая моя. Мне начинает казаться, что Виктор Петрович как раз такой учитель, какой нужен Вадиму… Погоди!.. Послушай! — остановил он жену, когда та хотела ему возразить. — Эта история с физкультурными упражнениями тоже должна кое-чему научить нас. Конечно же, мы ошибались. Я, например, вовсе не занимался сыном, да и ты… Ну, послушай меня!.. Не будем теперь ссориться и тем более пенять на других. Лучше подумаем, как быть дальше…
До поздней ночи беседовали родители. И хотя их мнения часто расходились, они оба поняли, что их сын был не таким, каким они хотели видеть его, что нужно сделать еще очень много (и совсем не так, как они делали), чтобы он стал настоящим человеком.
Володя после уроков отыскал секретаря школьной комсомольской организации Геннадия Спицына.
Спицын, белокурый паренек, с румяными, еще по-детски округлыми щеками, был невысок ростом, но широк в плечах. Двигался он быстро, говорил громко и при этом слегка ударял кулаком правой руки по левой ладони.
— Ну, как дела? — спросил Геннадий.
— Да ничего, все в порядке, — отвечал Светлов. — «Устав» я уже весь выучил и газеты читаю каждый день. Вот только сегодня некогда было.
— Этого мало, — возразил Спицын. — А как ты своим товарищам в учебе помогаешь? Комсомолец должен заботиться не только о себе. В этом-то, братишка, вся штука и заключается, что и требовалось доказать.
Володя смутился, вспомнив, как он подсказывал Вадику на уроке истории.
— У вас в классе есть такой ученик Храмов. Тебе не стыдно как отличнику, что он лентяй и тянет весь класс назад? Да вы же с ним, кажется, друзья? Ну вот, еще лучше! Как же вы дружите?
Светлов молчал, робко и виновато поглядывая на секретаря.
— Никудышная у вас дружба, если вы с ним только в чехарду играете. Факт!
— Вот честное-пречестное слово, что я теперь здорово буду помогать Храмову! — горячо заговорил Володя, размахивая руками. — Только вы примите меня! Ладно? Я… я и другим буду помогать… по-настоящему.
— А ты уже и струсил? — засмеялся Геннадий и похлопал Светлова по плечу. — Тебя-то мы, конечно, примем, ты парень вроде подходящий, что и требовалось доказать. В пятницу комитет, после уроков. Останешься.
— Есть! — радостно выпалил Володя. — Можно идти?
— Иди.
Мальчик выбежал в коридор, съехал вниз по перилам лестницы и, выскочив на улицу, со всех ног пустился домой.
— Ма! Меня в комсомол принимают! — закричал Володя с порога.
— Тс-с! — остановила его мать. — Леночку разбудишь.
Володя приложил палец к губам и на цыпочках подбежал к матери.
— Меня в пятницу на комитет вызывают! — возбужденно шептал он. — Принимать! Уже комсомольское поручение дали: Вадьку по учебе подтягивать и вообще.
— Смотри сам лентяем не сделайся с этим своим Вадькой.
— Да, да, вот увидишь! Еще как подтяну! У него котелок варит, только ни шута не делает. А знаешь, мама, Виктор Петрович сказал, что из меня настоящий художник может получиться. Только, говорит, побольше работай над собой… Ты дашь мне денежку на масляные краски? Они дешево стоят, я в «Динамо» видел. А то ж работать нельзя без красок. Ну, дашь? А?
— Погоди ты! Пристал, как репей: дай да купи. А денег у тебя много?
— Ну, ма!..
— Вот пойдешь сам работать, узнаешь, как они достаются.
— Ну, ма!..
— Тебе вон ботинки нужно… Ты посмотри на свои ботинки! На что они похожи? Прямо огнем горят.
— Ну, мама, я же отдам, когда заработаю. Вот нарисую картину, мне и заплатят целую тыщу! Понимаешь?
— Да, целых две. Так и жди.
Однако Володя хорошо знал свою маму: как все почти мамы, она побурчит, повздыхает, быть может даже всплакнет втихомолку, но сделает для своего сына или дочери все, хотя бы ей пришлось для этого отказать себе в самом необходимом.
— Ладно, что с тобой поделаешь, — проговорила женщина.
Обрадованный мальчик затанцевал вокруг матери, потом бросился ее целовать.
— Мама! А я сегодня две пятерки получил: по русскому и физике.