«Конечно, она хвалит сыну старую жизнь, а советскую власть ругает. Отсюда и отчужденность, и озлобленность, и стихи такие…» Не взглянув больше на старуху, Логов шагнул через порог.
ГЛАВА 32
Двадцать девятое декабря — последний учебный день перед зимними каникулами.
Дети, как их ни настраивай на работу, как ни требуй внимания, уже чувствуют близкий отдых. И усидишь ли спокойно за партой, да еще во второй смене, когда с улицы доносятся смех и крики малышей, уже отпущенных на каникулы, когда дома пекут праздничные пироги и тайком готовят подарки, когда в окна классов морозными ветвями каких-то сказочных деревьев уже стучится Новый год!
В зале, у елки, и в пионерской комнате деловитая суета: рисуют, клеят, красят, подвешивают. Сюда могут войти только избранные счастливцы из числа лучших учеников. Остальные завистливо поглядывают на закрытые двери.
Некоторые старшеклассники, освобожденные от занятий, тоже не сидят без дела. Володя Светлов просто сбился с ног: не успел он закончить объявление о новогоднем бале-маскараде, как его потащили в пионерскую раскрашивать союзный герб; только он взялся за кисть, а его уже тянули к елке. Люба Поярцева сидела у школьного пианино и неустанно повторяла какой-то трудный пассаж. По сцене, изредка заглядывая в книгу и шевеля губами, прохаживалась Галя Минская. За кулисами вздыхал баян, и ему нежно вторила скрипка.
И вот настал торжественный день — первое января.
В разукрашенном и ярко освещенном зале вокруг нарядной елки движется пестрая толпа ребят в маскарадных костюмах. Кого здесь только нет! И Тарас Бульба в паре с Василисой Прекрасной, и добрый доктор Айболит, заботливо предлагающий каждому огромный термометр, и Человек в футляре под ручку с Русалкой!
Музыка, смех, веселая болтовня.
Вдруг откуда-то из глубины здания доносится тяжелый, все нарастающий грохот, и на пороге в сопровождении шести мальчиков появляется Черномор. Шум в зале смолкает. С минуту «колдун» стоит неподвижно, потом он медленно-медленно поднимает руки. Свет гаснет, и тотчас вспыхивает елка. В двери вбегает запыхавшийся Дед Мороз.
— Здравствуйте, дорогие друзья! С Новым годом! С новым счастьем! С новыми успехами!
…Степной пришел на вечер позже других. Он долго бродил по коридорам, заглядывал в комнаты отдыха, пока его не заметил Виктор Петрович. Когда учитель окликнул Алексея и пригласил его в зал, тот с минуту колебался. Но потом он решительно оттеснил плечом стоявших у входа ребят и зашагал напрямик через свободное пространство перед сценой к противоположной стене. Степной шел, не торопясь и не пригибаясь, как это делали другие, чтобы не мешать зрителям, а напротив, еще замедлил шаг и небрежно взглянул на «артистов».
Ученики задвигались. Те, кто стоял позади, вытянули шеи, поднялись на носки.
— Степняк?!
— Правда, Степной, смотрите!
— Вот это да! — слышался недоуменный шепот.
И было чему удивляться: Алексей впервые присутствовал на общешкольном вечере.
К Логову подошел Иван Кузьмич.
— Напрасно вы е г о пустили, — шепнул он Виктору Петровичу. — Теперь глядите, чтоб вечер не сорвал.
— Не волнуйтесь, — нахмурился Логов и отвел математика в сторону, чтобы их разговора не слышали ребята. — Степной мой ученик, и я за него отвечаю.
— Э-э, батенька мой, да вы нынче не в духе! — проговорил Иван Кузьмич, двигая своими лохматыми бровями и не зная, обижаться ему на Логова или принять его слова за шутку.
— Да, я очень расстроен в последние дни, — мрачно отвечал Виктор Петрович. — Скажите, Иван Кузьмич, как могло случиться, что весь класс получил по контрольной двойки? В е с ь к л а с с!
— Вы удивляетесь?
— Я не удивляюсь, я возмущаюсь!
— Видите ли, молодой человек, вы просто… вы просто еще очень молодой человек. Вы не знаете, как легко обвинить учителя в том, в чем он абсолютно не виноват. Программа перегружена — виноват учитель; ребята ленятся — опять учитель виноват…
— Простите, но вы недавно говорили, что класс работает хорошо.
— Р а б о т а л хорошо, а теперь стал работать плохо.
— Ни с того ни с сего?
— Ну, с чего ваш класс перестал работать, это вам лучше знать.
— Предположим. Но странно одно, Иван Кузьмич, что мой класс вдруг перестал работать только по математике. По другим предметам он работает хорошо.
— Не знаю, как по другим, я говорю о своем предмете. И еще… только между нами… — Иван Кузьмич приблизил свое лицо к лицу Логова, и Виктор Петрович опять услышал запах моченых сухарей. — Ума не приложу, за какие грехи, но я с первого дня работы в немилости у завуча. Подобрал трудные задачи…