— А у Алеши, скажете, плохие стихи? — пробасил Сережа Федотов. — Читал он, правда, того… немножко…
— Плохо читал! — договорил за него Степной, сверкнув глазами. — Знаю сам.
Виктор Петрович примирительно заметил:
— Дело поправимое! Просто Алексею поработать нужно над художественным чтением, и все. Где-то была у меня хорошая книжка по этому вопросу…
Когда школьники остановились возле дома учителя, попрощались и двинулись обратно, Степной задержался у ворот.
— Виктор Петрович, — проговорил он, — дайте мне ту книгу.
«Пришел все-таки. Пришел!..» — возбужденно повторял учитель, после того как Алексей получил книгу и побежал догонять товарищей.
— Помягчел, что и говорить! — улыбалась Митревна, готовя ужин. — А то ишь расшумелся! Бедовый какой!
— Извините. Я сейчас. — Логов принес из своей комнаты бутылку вина, консервы, пирожное. — Должны же мы встретить Новый год! А Степной в самом деле помягчел. Это вы, Лукерья Дмитриевна, помогли… Знаете, о чем я сейчас подумал: что, если вы к нам в школу работать пойдете? А?
Митревна даже попятилась, услышав такие слова.
— Батюшки! Что же я там делать-то буду?!
— Гардеробщицей будете работать. Понимаете, у нас есть гардеробщица, но грубая очень и ребят не любит. По-моему, ее уволить хотят. Поговорить с директором?
— Вы и заправду меня в школу сватаете?
— Ну конечно! А почему бы вам не перейти в школу? Ребят вы любите, умеете по-своему воспитывать их, а это главное. Вот и будете нам помогать.
— Ваша правда. Своих ребят потеряла, так хоть с вашими душу отведу.
— Прекрасно! С Новым годом, Лукерья Дмитриевна, с новым счастьем!
ГЛАВА 33
Невесело начался для Логова новый год: половина его класса не успевала по математике.
«Как легко меня обмануть! — досадовал и на себя и на Ивана Кузьмича Виктор Петрович. — Ведь я восхищался его уроками, да и теперь восхищаюсь, а оказывается, дрянь… Но почему дрянь? Потому что ребята плохо знают? А может быть, они в самом деле стали лениться? Так и в других классах та же история».
Хотя Виктор Петрович сам просматривал контрольные работы по математике и убедился, что двойки были поставлены справедливо, хотя он возмущался и ругал Ивана Кузьмича, он никак не мог поверить, что Иван Кузьмич плохой учитель.
«Надо с Валерием Дмитриевичем и с родителями поговорить, — решил Виктор Петрович. — Может, что-нибудь выясню. Вот загадал мне загадку Иван Кузьмич! Схожу-ка я сейчас к Гулько…»
Логов оделся и вышел на улицу. Был морозный и солнечный день. Было тихо-тихо. Снег, ослепительно белый на солнце и голубой в тени, искрился мельчайшими блестками. Мохнатые от густого инея ветки деревьев распластались по синему полотнищу неба. Удивительно легкий и по-зимнему душистый воздух бодрящей свежестью вливался в грудь. Хотелось дышать и дышать. И Виктор Петрович жадно вдыхал эту бодрящую свежесть и чувствовал, что кровь быстрее заструилась в его жилах.
«Как хорошо! — Логов замедлил шаг и в раздумье остановился. — Вот природа. Живет себе своей особенной жизнью, спокойно и величаво. А я и не вижу. Сейчас бы на лыжи, да в степь, вон за те бугры! Все некогда. Домой и то никак не выберусь. Хотел на каникулах съездить, только вряд ли… Работы пропасть. Неужели у всех так?..»
И снова скрипел под его ногами утоптанный звонкий снежок. На Загородной улице учитель столкнулся с матерью Семы Гулько.
— С Новым годом, Варвара Ивановна! Здравствуйте!
— Ах, Виктор Петрович, спаситель вы наш! С Новым годом! Не знаю, как вас и благодарить! — Женщина схватила учителя за руки и долго трясла их. Ее глаза, когда-то поразившие Логова своим горестным выражением, теперь улыбались радостно и приветливо. — Заходите же, заходите к нам!
Учитель заметил, что дом, как и глаза хозяйки, тоже повеселел. Хотя квартира еще оставалась полупустой, в ней стало чище и светлее: вместо черных от пыли марлевых занавесок висели на вымытых окнах новые гардины. В зале появился небольшой стол с двумя выдвижными ящиками, сверху лежали стопки тетрадей и книг. В буфете, где прежде не было никакой посуды, теперь стояло несколько тарелок и чашек.
— Садитесь, пожалуйста, — суетилась хозяйка, подавая Логову стул. — Ох, и спасибочко ж вам, что в газете прописали! Мужик-то мой меньше пить стал. Совсем, правда, не бросил. Не могу, говорит, сразу отрубить. Но получки домой приносит… И на собрании, видно, его крепко пристыдили. Пришел злой, как черт, а тверезый и не дрался. Потише стал.
— Как же это судьба допустила? — с улыбкой спросил Виктор Петрович. — Помните, что вы говорили тогда?