Когда Вите настало время идти в школу, он знал наизусть десятка четыре стихотворений, бойко читал и решал задачи за первый класс. Его приняли сразу во второй.
В школе Витя еще больше пристрастился к чтению. Но теперь он ходил за книгами в детскую библиотеку и брал не все, что на глаза попадалось, а что советовала учительница. И мало было прочитать повесть или рассказ. В классе о каждой книге большой разговор шел, чтобы все ребята верно ее поняли.
Мальчику очень нравились рассказы о героях гражданской войны. Бывало, размечтавшись, он видел себя в атаке рядом с Чапаевым, Котовским или Буденным. И отец обязательно был где-то поблизости, восхищался его подвигами и гордился им.
Потом новые книги, новые писатели и герои стали его учителями. Солнечная поэзия Пушкина и широкая, как сама Русь, гоголевская проза; мятежные лермонтовские строки и гневная муза Некрасова; нержавеющая рабочая правда произведений Горького и закаленное, как сталь, слово Николая Островского — все это и многое другое было знакомо Виктору уже в пятнадцать лет. Книга стала для него чудесным живым родником, который одновременно и утолял и возбуждал его жажду.
В знании художественной литературы Витя далеко перегнал старших братьев. Те больше увлекались техникой: чинили электрический утюг и чайник, после чего приходилось чинить счетчик; сделали радиоприемник, но никак не могли найти в эфире подходящей для него волны; наконец построили паровую машину и приладили ее к мясорубке. Однако мать не решилась воспользоваться их изобретением, и недаром: однажды машина взорвалась, окатив своих создателей кипятком.
Братья-близнецы после семи классов поступили в Р-ский автодорожный техникум и окончили его в грозном сорок первом году.
Петр Сергеевич сдержал слово, данное много лет назад: в первый же месяц войны он пошел на передовую добровольцем.
Леня с Жорой попали в танковое училище и через год в составе одного экипажа тоже отправились на фронт.
Витя остался с матерью.
Мальчик завидовал старшим братьям и отцу.
— Мама, — спросил он однажды, — почему ребят не пускают на войну?
— Воюют большие и сильные, — сказала мать, — а детям учиться надо.
— А Гаврош? Ты же сама мне читала. И Павка Корчагин воевал, и Брузжак…
Женщина не знала, что ответить, потом проговорила тревожно и строго:
— Не вздумай бежать! Слышишь? За нас трое воюют. Если и ты уйдешь… я умру.
Промолчал мальчик, нахохлился.
С фронта шли печальные вести. Виктор забросил учебники, читал только газеты, слушал по радио сводки Информбюро и все думал и думал о том страшном, безумном, нечеловеческом, что называют войной.
Однажды в сознании мальчика возникли слова:
«За что они убивают людей? Ведь мы же не злые. Мы не трогали их…»
В этих словах было что-то новое, необычное. Мальчику захотелось их записать, просто чтобы не забыть. Под руку попался узкий листок из блокнота, так что каждое предложение укладывалось в одну строку:
«Стишки получились! — удивился Виктор. — Здорово! Только нескладно. Вот бы научиться как Пушкин!..»
С тех пор мальчик стал увлекаться поэзией. Теперь он брал в библиотеке только стихи. А однажды у него появилось желание «самому придумать что-нибудь складное». Целый день просидел он за столом и написал четыре строчки:
— Войне — мне, остался — сражался — все складно! — торжествовал Виктор, и незнакомая до того радость поднималась в его душе.
И вдруг письмо: отец тяжело ранен. А через неделю — новое, еще более страшное горе: в бою под Москвой погибли братья-близнецы. Вместе родились они, вместе жили и вместе умерли за Родину. И теперь они лежат рядом, не разлученные даже смертью, лежат в той священной земле, которую сумели защитить: враги не прошли дальше их могилы.
ГЛАВА 5
Прогудел гудок. Мощный и упругий рев, раздававшийся совсем близко, как будто встряхнул Виктора Петровича. Глазами только что проснувшегося человека он посмотрел на стол, на солнечное окно, у которого стоял, и, наконец, вспомнил, где находится. И лишь теперь Логов почувствовал на языке неприятную горечь: оказалось, что он еще держит в зубах давно потухшую и размокшую папиросу.