Женщина вытерла мыльные руки о фартук и, подойдя к двери, постучала.
— Витя, я вам покушать принесу. На голодный-то желудок разве работа?
— Спасибо, Лукерья Дмитриевна! Я сейчас сам приду, — отозвался Логов.
Вскоре он сидел в передней за столом, а Митревна подавала ему завтрак.
— Какой же вы неслухьяный! Беда! — добродушно ворчала женщина. — Встаете ни свет ни заря, делов столько делаете, а кушать никак. Хоть малость нужно себя берегти.
— А к чему себя беречь? — говорил Виктор Петрович, поспешно глотая отлично сваренный кофе. — По-моему, жизнь нужно прожить так, чтобы все свои силы израсходовать без остатка, чтобы людям наибольшую пользу принести.
— Польза-то, она польза, да откуда для пользы силы брать, ежели себя не поддерживать? Вот оно что! Который человек здоровье свое поддерживает, так от него и польза, а который нет — какая от него польза! Вы вон вконец перевелись.
— А вы, пожалуй, правы, — согласился учитель. — Я действительно часто забываю о сне и еде. Такая уж у меня натура.
— Вот погодите, — лукаво улыбнулась Митревна, — зазнобушка приедет, она вашу натуру на свой лад перекроит!
После завтрака Логов передал Митревне приготовленный сверток. Женщина не заставила себя упрашивать и приняла подарок с благодарностью, потому что ей, как говорится, был дорог не дорогой отрез, а внимание человека, которого она полюбила, как мать.
Виктор Петрович ушел к себе. Слова. Митревны заставили его задуматься:
«Действительно, я как-то странно живу. Дело, конечно, не только в режиме питания… Ученики, тетради, уроки — все школа и школа. Я ни в кино не бываю, ни на лекциях, даже в город редко хожу, ничего, кроме специальной литературы да газет, не читаю, и кандидатский минимум под спудом лежит… Да мне и некогда, некогда этим заниматься! Школа, класс требуют столько сил и времени, что поглотили меня целиком. Неужели всегда так будет? Ну, нет! Это, вероятно, по неопытности, потому что я первый год работаю. Ведь настоящие учителя находят же время и для отдыха и для других занятий. Нужно как-то перестроить свой рабочий день…»
В двенадцать часов, подготовившись к урокам, Виктор Петрович пошел в школу.
Члены редколлегии литературного журнала собирались в одном из классов на втором этаже. Степного не было.
«Опять захандрил. И журнал его не привлекает. — Виктор Петрович расстегнул портфель, вытащил несколько тетрадей. — Светлова спросить? Они же теперь в одной квартире».
Учитель роздал юным авторам их рассказы и стихи со своими замечаниями, кое-что предложил доработать тут же, в классе. Другим кружковцам поручил сделать рисунки или заголовки, а сам встал у окна, глядя на склоненные головы ребят:
«Веня Рыжкин черкает передовую, как заправский редактор… А Храмов-то, Храмов! Ишь, с каким усердием он клеит буквы, даже язык высунул! Приучайся к делу, дружок, скоро и тебя запишем в актив. Довольно в постельке нежиться. Маруся тоже работу нашла: стучит себе на машинке, только поспевай рукописи давать. Машинка-то и помогла ей русский язык выучить. Из-за одной ошибки приходилось целые страницы перепечатывать да еще и нужные правила повторять… А Светлов! Какой он все-таки славный парнишка! Да, да, нужно у него узнать».
Учитель подозвал Володю, тихо спросил:
— Почему Алексей не пришел?
— А он говорит, что в нашем журнале все халтурщики, им нельзя давать настоящие стихи — испоганят.
— Вот как!
— Виктору Петровичу, говорит, я еще могу доверить свои произведения, а другим нет.
— Хорошо, Володя, иди заканчивай работу. — Учитель рассеянно взглянул в окно. Сквозь тонкий ледок смутно виднелись лишь длинные кривые сосульки с загнутыми в одну сторону концами (сосульки замерзали на ветру). Вдруг одна из них бесшумно отделилась от крыши и упала вниз.
«Солнышко пригревает. И стекла начинают оттаивать…»
Хлопнула дверь. Виктор Петрович обернулся: ни с кем не здороваясь и ни на кого не глядя, в класс вошел Алексей, сел за последнюю парту.
Ребята вопросительно посмотрели на него, потом — на учителя.
На лице Виктора Петровича не дрогнул ни один мускул. И голос его был спокоен:
— Степной, так поступают лишь плохо воспитанные люди.
— А меня никто не воспитывал, — пробурчал ученик.
— Не будем спорить. Прошу вас либо соблюдать правила поведения, либо…
— Удалиться? — перебил Степной. — Пожалуйста!
«Правильно ли я поступил? — забеспокоился учитель после того, как Алексей оставил класс. — А как иначе? Не могу же я делать для него исключение… Наверное, больше не придет. Сколько бился с ним, и все напрасно!»