Чувство, которое теперь охватило меня, было одинаково ненавистным и любимым, вечная зависимость, от которой я с трудом воздерживался и которую так ужасно трудно описать. Должно быть испытываешь подобное чувство, когда падаешь в кипящее масло. Невыразимая боль, но мучительная только в самом начале, затем кое-что другое: обновление, возможно экстаз. Я погрузился в это чувство и закричал.
Ещё прежде, чем мне удалось взять себя в руки, снова зажегся свет, в этот раз прямо надо мной, и беспощадно осветил узкий проход. Я с трудом восстановил контроль, и когда пришёл в себя, Лиандра опустившись передо мной на колени, смотрела меня.
— Уже лучше?
Да. Всё закончилось. Мы все смотрели на та, что лежит в проходе. Я сидел, прислонившись спиной к ящикам, Искоренитель душ на коленях. Я вздрогнул, это было тоже положение, в котором сержант с мечом под названием Ледяной защитник, отсиживал свою вечную вахту в ледяной комнате внизу. «Брат меченосец», назвал он меня во сне. Он знал это, видел, или это мой собственный мозг внушил мне видение?
Я посмотрел на Искоренителя душ, увидел, как его сталь впитывает последнюю каплю крови, почувствовал его удовлетворение, а потом взглянул на то, что лежало передо мной. Удар пришёлся оборотню на заднюю часть шеи, чисто отрубив голову, которая лежала передо мной с оскаленными зубами. Тело находилось немного в стороне, а волосатая рука соединяла нас: его когти запутались в кольцах моей кольчуги, прорвали её и впились мне в левую руку.
Лиандра осторожно вытащила когти из моей плоти.
Мы наблюдали, как моя кровь смешалась с его, я был полностью перепачкан его телесным соком. Мой плащ был им пропитан.
— Я знала, что в тебе скрывается гораздо больше, сэр Хавальд.
Лиандра, не привлекая внимания, указала на Искоренителя душ, изгоняющий меч. Мой изгоняющий меч. Она не особо удивилась.
— Давай поговорим об этом позже, — устало сказал я.
Лиандра беззвучно кивнула, стирая с пальцев кровь.
Зокора тоже стояла там. Когда она заметила мой взгляд, то склонила голову на бок.
— В пещерах свет держится дольше, чем на поверхности, — сказала она.
— Отличная работа, старик, — Янош перевёл взгляд с трупа на меня. Он тихо присвистнул. — Но не могу сказать, что я удивлён.
Я посмотрел в его сторону.
— А я да. Я действительно думал, что это мой конец.
Янош смотрел на меня, потирая нос. Он тоже был пропитан кровью, и я увидел, что его меч весь красный. Он всадил его волку в спину, ещё когда существо набросилось на меня.
— Что ж, тогда я забираю себе шкуру, — сказал Янош и вытащил кинжал.
— Оно вам надо? — спросила Лиандра.
Он поднял голову.
— А что?
— Настоящая волчья шкура выглядит намного красивее, — наконец сказала она. — Эта шкура… похожа на шкуру бродячей собаки.
Янош осмотрел труп, а потом Лиандру.
— Вообще-то, вы правы. Малый действительно уродлив.
Я встал.
— Как по мне, так можете делать с ним всё, что захотите. Мне нужно только вот это, — рукояткой кинжала я выбил ему один из зубов и протянул Лиандре.
Она озадаченно посмотрела на меня.
— Что мне с ним делать? Я не собираю трофеи.
— Ты же говорила что-то там о заклинании…
Я увидел понимание в её глазах; она кивнула и положила зуб в карман.
— А вот мне было бы интересно, — сказал Варош сзади, — узнать, кто он на самом деле.
Янош выпрямился.
— Это чертовски хороший вопрос. Мы узнаем, кого не хватает.
— Да, — сказал я. — Мне тоже немного интересно.
Я увидел что-то блестящее, наполовину скрытое под ящиком, наклонился и поднял. Это оказалась тяжёлая, серебреная цепь, разорванная ударом моего меча, с тяжёлой серебреной головой волка в качестве кулона. Вещь казалась уже очень старой. Линии серебреной головы волка были нечёткими, стёрлись от того, что кто-то постоянно его носил.
Хозяин постоялого двора уже ждал нас, и его глаза расширились, когда я вошёл.
— Не волнуйтесь, это не моя кровь, — ответил я с кривой усмешкой на его невысказанный вопрос.
— По крайней мере, не вся, — объяснила Лиандра.
— Вы поймали волка?
— А на что это по-вашему похоже? — спросил Янош.
Он прошествовал через дверь, показывая свой трофей — голову оборотня на острие кинжала. То, что с головы всё ещё стекала кровь, казалось, не особо его интересует.
Эберхард отпрянул и осенил себя знаком троицы.
— Святые боги!
Вид головы беспокоил и меня. Я воистину видел уже достаточно отрубленных голов, но эта… Варош правильно его описал: это были человеческие черты на животном лице, из-за которых он казался таким пугающим.