— Я не ваша сестра.
— Но у вас точно такие же прекрасные волосы.
Когда мы вышли вместе из комнаты и спускались по лестнице в харчевню, мы молчали. Я закинул свою кожаную связку за плечо, а она точно также несла Каменное сердце.
Хозяин постоялого двора, заламывая руки, ожидал нас у подножия лестницы, его терпение заканчивалось.
Вообще-то, по моему ощущению времени, должен был быть день, раннее утро, но здесь царила тёмная ночь.
В зале для гостей стало значительно холоднее. Три путника расположились на ночь возле камина, под их одеялами ничего не двигалось. Незнакомая фигура в углу свернулась там же в клубок, подальше от остальных и, определённо, не в самом тёплом месте для ночного отдыха.
Мои кости заболели, когда я только на неё посмотрел. Тонкая, рука в чёрной перчатке обхватывала рукоятку длинного меча, который лежал рядом на полу. Осторожный человек, даже когда спит.
В воздухе лежал запах старого пива и пота, а также дыма и мокрой шерсти. Я почувствовал желание распахнуть дверь и запустить свежий воздух, однако знал, что увижу только белую стену. Замёрзли до смерти уже многие, но вряд ли кто-то задохнулся от неприятного запаха.
И всё же, воздух был и правда неприятным.
— Следуйте за мной господа, — Эберхард увидел выражение моего лица. — Я не хочу приукрашивать, но будет лучше ничего прежде не есть…
— Настолько всё плохо? — спросила Лиандра.
Хозяин постоялого двора поспешил вперёд и открыл одну из дверей, соединяющую главное здание с пристройками.
— Я не так много путешествовал, как знатные господа, но и мои глаза уже многое видели. Однако это действительно не слишком приятное зрелище.
Дверь вела в кузницу, второе по величине здание на постоялом дворе. Здесь был свет, потому что крыша наверху перекрывалась внахлёстку. Если кузница работала, то так воздух мог выходить намного лучше, чем через огромную дымовую трубу.
В отверстии крыши буря завывала с прежней силой. Вместе со снежинками, покрывшими всё под тонким белым слоем, в помещение падал слабый, серый свет, первый естественный свет, который я увидел за последние несколько часов.
Из-за снега помещение казалось светлым, было очень холодно, но не так, как снаружи. Воздух был чистым и пах свежестью, и мне просто хотелось задержаться здесь, чтобы перевести дух. Узкий след пересекал кузницу, направляясь к другой двери. Насколько я знал, она вела на склад, а из него, в свою очередь, можно было попасть на конюшню.
Хозяин постоялого двора собирался идти дальше, когда я задержал его.
— Подождите минутку.
Я разглядывал следы на снегу. Не требовалось следопыта, чтобы понять, что это действительно след хозяина постоялого двора. Других следов видно не было; если здесь кто и проходил, то это случилось прежде, чем слой снега покрыл всё вокруг.
Я отпустил хозяина, и он настоял, чтобы мы шли дальше. Теперь наш путь лежал через склад. Здесь в памяти остались только составленные друг на друга бочки, ящики и тюки. Мы следовали между всего этого груза по узкой дорожке, которая привела к своего рода небольшому жилищу: маленький фонарь с сальной свечой; небольшая бочка, с лежащей на ней доской, образовывали стол; узкий ящик служил стулом; другой большой ящик был наполнен соломой.
В углу находился небольшой алтарь, тоже сделанный из ящика. Конюх заботливо вырезал на нём треугольник. Посередине треугольника лежало зимнее яблоко в качестве преподношения. На импровизированном столе на деревянной доске стоял завтрак для конюха, чаша овсяной каши, ещё одно яблоко и краюха свежего хлеба.
Лия осмотрела лагерь.
— Здесь спал конюх? И вы принесли ему завтрак?
— Я всегда это делаю. Сегодня раньше, чем обычно. Этой ночью я плохо спал, — он бросил на меня взгляд. — Я привязал верёвки к лестнице и поговорил с моими дочерями о вашем совете.
— Мне очень жаль, — искренне сказал я.
Он выпрямил плечи.
— Возможно моё сердце с этим не согласно, но разум говорит, что вы правы. Мои дочери тоже об этом знают. Однако, это не помогло нам спокойно лечь спать. Мы долго молились, и я уснул. Но проспал в постели не долго, поэтому спустился вниз и стал наводить порядок. Ну, что обычно делают, если на ум не приходит ничего другого.
— А сколько сейчас время, сильно рано? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Не очень. Я потерял всякое ощущение времени. Но для животных как раз самое время.
Одно мгновение я не понимал, что он имеет ввиду. Завывание бури было вездесущим, и здесь тоже, но я также услышал ещё другой звук с обратной стороны двери, ведущей в конюшню.
— Коровы, — сказала Лия.
Хозяин постоялого двора кивнул.
— Я их услышал, когда ставил здесь еду и удивился. Обычно Теобальд аккуратный… был аккуратным мальчиком, на него это не похоже. Поэтому я прошёл в конюшню…, — он сглотнул. — Убедитесь сами.
Он открыл дверь и уступил нам дорогу. Я увидел, что Лия обхватила рукой рукоятку своего длинного меча.
Хозяин постоялого двора вошёл в конюшню за нами и поднял вверх фонарь.
Конюшня была не так хорошо утеплена, как другие здания, здесь и там, в щели проникал свет, но от множества стоящих бок о бок животных исходило тепло, так что здесь было почти уютно. Одно мгновение я ничего не видел, кроме того, что животные нервничают, а коровы жалобно мычат.
Потом, постепенно, разглядел две кучи на полу.
— Его собака, — объяснил хозяин, когда я приблизился к первой. Когда-то это был волкодав, я смутно помнил его, средней величины и ещё молодой. Он был достаточно дружелюбным, чтобы обнюхать мою руку и помахать хвостом. Добродушная зверюга.
Казалось, коготь вспорол его от брюшины до груди одним ударом. Потом собаку швырнули в стену. По тёмным каплям можно было проследить траекторию её полёта, а по стене она соскользнул вниз, чтобы потом остаться лежать там, где мы её теперь нашли. Животное размозжили одним ударом.
Я держал в руке кинжал — я даже не помнил, как его вытащил — и кончиком приподнял брыли животного вверх. Я смог сдвинуть их с места, хоть и с трудом. Животное умерло ещё не так давно, а перед своей кончиной жестоко сражалось. Его зубы были в крови, и мне показалось, будто между зубов застряли волосы.
Я поднялся и медленно прошёл ко второй куче. Я попытался вспомнить конюха. Ненамного старше Лизбеты, лицо в веснушках, закутан в несколько слоёв слишком большой одежды. Он наградил добрым словом Зевса, мою лошадь. Веснушки. Я помнил его веснушки.
Мои глаза избегали смотреть на то, что лежало передо мной и нашли вилы с деревянными зубьями. Они были сломаны…
Я опустился перед ними на колени, изучая. Позади меня стояли Лия и хозяин постоялого двора, никто ни сказал ни слова, слышны были только звуки животных и нескончаемой метели. Фырканье на заднем плане было мне хорошо знакомо: Зевс учуял меня, но ему придётся подождать.
Черенок вил был не сломан. Что-то разорвало его на две части, отпечатки зубов были хорошо видны.
В конце концов, я всё же снова повернулся к мальчику. Он лежал там, как сломанная кукла, руки и ноги неестественно вывернуты, на бедре через брюки торчала кость. Он был вспорот от таза до грудной кости, рёбра вскрыты.
Брюшная и грудная полости начисто выпотрошены, возможно даже вылизаны. Он лежал посреди большого, тёмного пятна — своей крови. Она была ещё вязкой и липкой, уже холодной, но не замёрзшей.
Глаза отсутствовали так же, как нос и уши. Его камзол был разодран, деревянные пуговицы выскочили из петель, когда его рвали.
— Я ещё никогда не слышал о животном, которое бы раздевало свою жертву, — это был мой голос, только я не осознавал, что высказываю свои мысли вслух. Я огляделся в конюшне. Она была большой, самое большое здание на постоялом дворе, и обычно здесь можно было разместить сорок лошадей. Сегодня их, однако, должно быть было около семидесяти: самые драгоценные животные из коровьего стада, лошади гостей и собственный скот хозяина постоялого двора.
В конюшне имелся двойной сеновал, два открытых уровня, на которые можно было забраться по лестнице. Там наверху что-то зашевелилось, и появилась растрёпанная голова. Я совсем забыл, что часть гостей ночевала здесь. Это была одна из молоденьких женщин из благородной компании путников. Одно мгновение она смотрела на нас в недоумении, потом постепенно разглядела, что освещает свет фонаря и начала кричать. Крик, становящийся всё громче. Он заставил нервничать животных, и от него у меня разболелись зубы. Казалось, он длиться вечность. Я смотрел, как хозяин постоялого двора беспокойно машет руками, но она не прекращала кричать, пока сзади не появилась рука, которая закрыла ей рот и утащила из моего поля зрения.