Её взгляд говорил всем нам, что она с лёгкостью могла бы обойтись без предыстории.
— Он не такой большой, как я думал, — ответил Варош. Он указал на меня. — Возможно на голову выше сэра Хавальда, но почти в два раза шире него. На нём были одеты рваные, кожаные брюки и он был босиком, ноги скорее похожи на ноги человека, с длинными когтями. До пояса его штанов он мог бы сойти за очень волосатого человека. Кожаные брюки лопнули по бокам по швам, оттуда выглядывали волосы, лохматые пучки, грязно-коричневые и грубые. Верхняя часть тела была голой и очень мускулистой. Скотина крепкая, у неё грудные мышцы, словно маленькие бочонки.
— Обычное дело, если резвишься на четвереньках, — сказала Зокора.
Я бросил на неё взгляд, задаваясь вопросом, была ли это её первая настоящая шутка. Но её лицо оставалось бесстрастным.
— Голова большая и массивная, возможно, где-то в половину больше человеческой, — продолжил Варош. — Заострённые уши, как у собаки, но лицо было больше похоже на человеческое, чем на волчье.
— Да, — сказала Зокора. — Это мы знаем, потому что он был удивлён. Волк удивлённо не топчется на месте, он действует. Только люди глупо точатся на месте, когда не знают, что им делать. Они слишком много размышляют и в тоже время слишком мало. Таковы люди.
— А может существуют также оборотни, которые наполовину эльфы, наполовину животные, — язвительно сказал я.
Зокора пренебрежительно махнула рукой.
— Нет. Ликантропия — это болезнь. Эльфы не болеют, — она посмотрела в сторону Лиандры. — По крайней мере тёмные эльфы.
— Ли-ка… что? — спросил Янош.
— Волчья болезнь. Ликантропия. Если тебя кусают во время полной луны, ты можешь сам превратится в волка. Если ты человек. Тогда это называется так.
— Что вы об этом знаете? — спросил я.
— Ничего. Я считала это легендой. Но это то, что я узнала в храме.
Я разглядывал её с подозрением, но она равнодушно встретилась с моим взглядом.
— Что делал волк? — спросила Лиандра.
— Он держал в лапе коробку, когда повернулся ко мне. Он действительно казался удивлённым. Что наиболее соответствует монстру из легенд — это его когти. Его лапы были в два раза больше моей руки, а сами когти такие длинные, как мой мизинец. Зубы… их тоже нельзя игнорировать, и они такие прочные, как зубы медведя и не менее длинные, и острые.
— Это всё?
— Да. За исключением одного. На шее висела серебренная цепочка с подвеской.
— Серебренная? — переспросил я. — Я думал, что оборотни не могут прикасаться к серебру.
— Говорят, они не в состоянии исцелять раны, нанесённые серебром, — подал слово Янош, что сильно меня удивило.
— Люди вообще не могут ничего исцелять и всё же носят железо и сталь, — снова отозвалась Зокора.
— Насколько вы были трезвы? — захотел узнать Ригвард. — Вчера вечером вы довольно прилично выпили.
Варош покачал головой.
— Нет, это не вино, заставившее увидеть меня то, чего не было.
— Хорошо, — Закора встала. — Либо мы пойдём сейчас туда и проверим, либо я собираюсь уединится с моим любовником. Мне незачем глупо здесь рассиживаться.
— Ну хорошо. Давайте поохотимся на тварь, — сказал Янош.
Я обратился к Зокоре.
— Я думал, эльфы живут вечно. Где же ваше терпение?
— Дело тут не столько в терпении, сколько в смысле предприятия.
— Вы всё ещё сомневаетесь, что там оборотень?
— Да. Я верю этому мужчине. Но оборотней не существует, — она остановилась. — Что, однако, существует, так это проклятие.
Я посмотрел на неё.
— Вы имеете ввиду магию?
Она покачала головой.
— Нет. Проклятье — это кое-что другое. Кое-что похуже, — в её глазах появилось странное выражение. — Я устала от этого разговора.
24. Искоренитель душ
Варош был прав. В кузнице было убийственно холодно, но светло, настолько светло, что мне показалось, будто я вышел на солнце. Всё в кузнице было покрыто слоем сверкающего снега.
Солнце как раз заглядывало в щель для вентиляции на крыше и освещало всю мастерскую, словно ледяной дворец; белый снег отражал свет во все уголки. В последние два дня я забыл, каким ярким бывает свет. На снегу виднелись следы, ведущие через кузницу к двери склада. С тех пор, как мы приходили сюда вчера с хозяином постоялого двора, здесь добавилось с десяток новых, но не было видно ничего подозрительного. Отпечатки одного следа отделялись от широкой дорожки и вели через всю кузницу, останавливаясь то здесь, то там, в тех местах, где просыпался интерес. Значит до этих пор Варош поведал нам правду.
Как и у любой двери на постоялом дворе, у этой тоже был тяжёлый засов. Одна сторона железной задвижки была зафиксирована болтом, обычно её прикрепляли в вертикальном положение к раме.
Её просто нужно было повернуть, и она вставала на место в держатели на двери. Так это было здесь. Я изучил засов. Возможно, он весил около тридцати фунтов. Я посмотрел на остальных. Что ж, эту дверь так просто не откроет даже оборотень.
Скорее всего, он был уже в конюшне и лакомился животными. Защиты железного засова кому-то, очевидно, было недостаточно, он нацарапал в потемневшее от старости дерево двери знак троицы. Пучок волчьего аконита был прибит к верхней части косяка, а связка из чеснока натянута поперёк двери. Чеснок?
— Думаю, кто-то здесь перепутал своих монстров.
Лия усмехнулась. Я посмотрел в сторону хозяина постоялого двора.
— Это был не я, — сообщил мне хозяин.
Зокора в недоумении покачала головой.
— Вы хотите убить оборотня или любоваться здесь этими овощами?
Я сорвал верёвку с чесноком.
— Мы заходим.
Они вытащили мечи или приготовили своё оружие.
Только Лиандра не стала вытаскивать свой, но она держала Каменное сердце левой рукой за ножны, а правой за рукоятку. Изгоняющий меч понапрасну не вытаскивают. Поэтому она часто носила с собой ещё второй меч. Однако на этот раз нет. Таким образом, Лиандра подала чёткий сигнал: если она будет вынуждена сражаться, тогда магический клинок будет решающим.
Это показало мне, насколько серьёзно она настроена. Варош тоже присоединился к нам. Он стоял немного позади, арбалет наготове. Янош предупредил его, что, если тот случайно выстрелит ему в спину, ему не поздоровится. Искушение, сделать именно так, было вполне реальным. Это я прочитал по глазам Вароша. Я глубоко вздохнул.
«Небольшая помощь не помешала бы», — беззвучно попросил я любого бога, кто был готов слушать. Затем шагнул вперёд, поднял засов, распахнул дверь и перешагнув через порог, как можно быстрее откатился в сторону. Там я замер, одна рука на моём кожаном свёртке на спине, в другой мой любимый кинжал.
Другие последовали за мной: Лиандра присела рядом, Янош встал с другой стороны двери; Зокора сделала движение рукой, и внезапно в воздухе повис небольшой шар из ярко-белого света. Темнота на складе уступила место свету, и я выдохнул.
— Ничего не видно, — объявил Янош.
Он был прав. Там стоял тяжёлый ящик, а перед ним лежал разбитый фонарь. Масло вытекло и блестело в холодном, магическом сиянии.
Я осторожно двинулся вперёд. Было нечётко слышно нетерпеливое мычание коров из сарая: их уже давно нужно было подоить. Дверь в сарай была закрыта. Волк был настолько глупым, что не смог её открыть? Или просто не голоден?
Даже с магическим светом Закоры под чердаком, склад был каким-то нереальным местом. Интересно, какая функция была у этого здания, когда постоялый двор был ещё гарнизоном? Оно уже тогда служило складом? Холодный магический свет отбрасывал крутые тени, и мне казалось, будто существуют только беспощадный, яркий свет и вечная тьма. Тяжёлые ящики были сложены друг на друга по величине, с узкими проходами между ними.
Я преодолел примерно три четверти пути к двери конюшни и уже мог видеть постель мёртвого конюха.
— Здесь что-то есть, — прошептала Зокора.
Я оглянулся, посмотрев на неё. Она указала кончиком пальца на свой нос и принюхалась, при этом напомнив собаку, которая берёт след. Она медленно подняла голову и руку тоже, указывая на что-то над моей головой. Потом её глаза расширились…