- Какой кулеш сейчас сварю, пальчики оближешь...
- Выклянчила?
Уже темнело, когда в комнату вошла мама. Пошатнувшись, она ухватилась за косяк двери и не могла ступить дальше ни шагу.
Папа бросился к ней.
Бабушка быстро налила полную тарелку кулеша, и мама, не вымыв руки, начала есть. Остальные молча следили за ней. Ясно, ничего не ела весь день, рассказы о похлебке - чистая выдумка.
- Ничего, все пройдет, - говорила бабушка, - весной всегда трудно, а вот снимут урожай, станет легче, на базаре все появится опять.
- Появится, - горько сказала мама, - откуда? Нужно еще посеять, а народу почти не осталось, крестьяне разбежались по городам, на селе тоже страшный голод. У нас сегодня было собрание, многих мобилизовали на село, там сейчас каждая пара рук дорога...
Дина шевельнулась на кровати. Мама спохватилась, но поздно.
- Ты что, больна?
- Здорова! - четко ответила Дина и спустила ноги на коврик. - Только как хотите, а я уеду!
И все началось сначала: уговоры, просьбы, слезы. Но теперь Дина уже не оборонялась, а наступала, а мама слабела. К полуночи родители вынуждены были сдаться.
- Кто знает, может, там она хоть будет сыта, - со вздохом сказала мама, - а здесь мы все можем погибнуть от голода... Смотри берегись простуды...
- И не забывай, что у тебя гланды, - тихо добавила бабушка.
Папа молча вздыхал.
ЯКОРЬ ПОДНЯТ
Рано утром родители, как обычно, ушли на работу. Прощались торопливо. Мама с трудом сдерживала слезы.
Сборы в дорогу были недолгими. Дина раскрыла славянский шкаф, купленный в Церабкоопе. Там висели папин выходной пиджак, мамина давно вышедшая из моды накидка и еще несколько старых вещей, в том числе Динино зимнее пальто, перелицованное из маминого, с ненавистным воротником, снятым с бабушкиной шубейки, "настоящий скунс", рыжий с заметными пролысинами.
Укладывать в чемодан было нечего, пара старенького белья, платье на себя... Разве взять "выходное", с васильковой вышивкой.
Бабушка приготовила Дине пакетик, обвязанный шпагатиком. Хлеб. Брать или оставить? Но, съев несколько ложек вчерашнего кулеша и только растравив себя, Дина поняла, что хлеб возьмет.
Дворничиха Домна, мужеподобная и злая, натренированным глазом засекла чемодан вместо школьной сумки.
- Эй, Динко, куды бежишь з чамойданом?
- На село посылают, тетя Домна.
- Ой, лишенько, так там же зовсим нэма чого исты...
- Скоро все изменится к лучшему, тетя Домна.
Раннее утро, а на улице полуденная жара. Из кондитерской на углу Дерибасовской, которая еще была заперта, умопомрачительно пахло ванильным печеньем.
На круглой Екатерининской площади с высокого постамента мраморная Екатерина, не щурясь, глядела на ослепительное солнце.
Площадь вливалась в знаменитый Николаевский, ныне Приморский, бульвар. Он тянулся над портом, отсюда, с высоты, отлично просматривалась вся гавань. Вечерами над освещенными кронами каштанов, платанов и акаций шаркали по гальке толпы гуляющих. Дина остановилась возле задрапированного в темную мантию герцога Ришелье, первого градоначальника Одессы. Скульптура, как и белоснежный, с изумительной колоннадой Воронцовский дворец слева, здание городской думы справа, была знакома и привычна.
Легкий морской бриз шевелил листья платанов. Впереди каскадом спадала широкая потемкинская лестница, что вела в порт.
Папа всегда говорил, что приличной девочке нечего делать в порту. Дина с опаской посмотрела на лестницу и вдруг легко и стремительно ринулась вниз по ее широким ступеням.
Ноги летят как в танце, ветерок в лицо, десять маршей лестницы, да это настоящий полет! Вот и последняя ступенька. Дина оглянулась - перед ней возвышался сплошной каскад ступеней.
Таинственный порт оказался продолжением города - дома, ларек, дворник метет улицу, дальше склады, рельсы и вдруг совсем рядом грязная, мутная вода, на которой покачиваются клочья размокших газет, щепа, мусор.
Неужели это море?
Ничего похожего на блистательное, праздничное море, омывающее чистый пляж Аркадии, Лузановки.
Здесь, в порту, Дина увидела хмурого трудягу - море, терпеливо несущее на спине корабли, катера, баркасы и, увы, всякую дрянь и мусор.
Билетная касса была в дощатом сарайчике. Дина купила билет на "Тамань", которая должна была отойти от второго причала, как сообщила ей кассирша в старинном пенсне со шнурком на тонком, аристократическом носу.
...У причала пыхтел пароходик с пятнистым, облезлым корпусом, на котором была видна надпись "Тамань". Над полосой черной воды покачивался трап со стертыми планками. Дина замерла. Ни за что она не решится ступить на этот трап! Но что делать? Она остановилась...
К борту подошла женщина с мешком за спиной, мешок возвышался над ней, как огромный ком над муравьем в иллюстрации к книжке Брема. Ни секунды не мешкая, женщина свободно поднялась по трапу. Ну, Динка, смелей! Будь что будет! И она с разгону взбежала на палубу и очутилась перед вахтенным матросиком в бескозырке с развевающимися ленточками. Дина забилась в самый, как ей представлялось, укромный угол, между лесенкой, ведущей на капитанский мостик, и какой-то трубой. Резкий и пронзительный гудок над самой головой заставил ее вздрогнуть, внизу что-то зачавкало, палуба жутко шевельнулась под ногами, и пароходик, попыхивая и пошлепывая, двинул в открытое море. Ветер посвежел, по голым рукам побежали пупырышки гусиной кожи.
...Вскоре на горизонте появилась темная полоска земли. "Тамань" быстро приближалась к гористому берегу.
Сердито покрикивал вахтенный матрос:
- Не напирайте, граждане, это вам не одесский Привоз!
Берег уже рядом, на причале хмурый парень в полосатой тельняшке ловко подхватил брошенный канат и принялся обвязывать его вокруг железной тумбы.
- Лови второй конец! - крикнули с парохода.
Пароходик осторожно толкнулся о каменную стенку причала.
Над портом висела знойная мгла. Камни, чахлые деревья, сам воздух дышали зноем.
Нужно найти райком. Прохожие указали на двухэтажный серый дом. На дверях табличка: "Херсонский районный комитет Украинской спилки комсомолу".
Вестибюль был пуст и прохладен, в одной из комнат кто-то двинул стулом, и Дина пошла туда. Худенькая девушка с острым носиком и такими же острыми локотками перебирала на столе бумаги.
- Все на селе, - привычно сказала она.
- А как же мне? - Дина протянула командировку.
- Из области? - почему-то обрадовалась девушка. - Это мы сейчас.
Высунувшись в окно, она закричала:
- Петренко, а Петренко, заходь сюда!
- Я с такими врэдными не вожуся, - отвечал смеющийся юношеский голос.
- Зараз придет, - улыбнулась девушка и поправила пышные волосы.
Секунду они разглядывали друг друга, но тут в дверях появился Петренко. Это был мелковатый, невзрачный паренек, весь перепачканный краской и пропахший бензином.
- Ну, шо тут у вас сталось? - спросил Петренко.
- Вот товарищ из области приехал, надо отвезти в вашу МТС, - ответила ему девушка.
- Из области... товарищ... - насмешливо повторил Петренко. Его иронический взгляд как бы говорил: "Да что это за товарищ, просто городская очкастая девчонка, видали мы и не таких".
Дина нахмурилась.
- Ладно, поехали! - Он пропустил Дину вперед, а сам замешкался.
Во дворе стоял "газик". Дина отказалась от места в кабине, очень уж там пахло бензином, да и не хотелось сидеть рядом с насмешливым пареньком. Она с трудом залезла в кузов. Там были навалены ящики, тюки. Дина села у заднего борта, аккуратно поставила рядом свой чемоданчик и приготовилась ехать.
- Шо, мобилизовали на село? - спросил Петренко, поправляя кепочку с треснувшим козырьком.
- Да! - с вызовом ответила Дина.
- Ну, ну, дай бог нашему теляти волка съести...
Хлопнула дверка, машину рвануло, и она вылетела со двора, свернула на улицу и, быстро миновав город, понеслась по дороге. Дину кидало и подбрасывало во все стороны. Тюки, ящики, чемоданчик плясали, как обезумевшие. Казалось, злодей Петренко задался целью вытряхнуть из кузова все содержимое. Место у заднего борта, так предусмотрительно выбранное Диной, оказалось самым неспокойным, здесь трясло особенно сильно. Вскоре Дина сообразила, что лучше прислониться спиной к кабине, да еще упереться ногами в ящик или тюк. Над головой пылало белесое расплавленное небо, рядом по дороге проплывали в пыльном тумане повозки с медлительными волами, редкие автомобили, сонно брели понурые, костлявые лошади. Далеко вокруг простиралась желтая, высушенная степь. Дина кое-как умостилась, достала хлеб и, повернувшись боком к кабине, стала отщипывать по кусочку. Вдруг сквозь стекло кабины она в зеркальце, что висело перед шофером, встретилась с голодными глазами Петренко. Ей хорошо был знаком этот взгляд... Машина продолжала нестись по степи, оба отвели глаза. Секунду Дина медлила, потом застучала в стекло кабины.