Не теряя времени, Кремень быстро бежал к реке, к месту, где он с Оленьим Рогом оставили челнок. По дороге он остановился только на минуту, чтобы снять с бука часть коры, где была изображена вся фигура мамонта. На остальные же рисунки Кремень махнул рукой — опасно было долго задерживаться, — первый же рисунок ему жаль было бросать, и он захватил его с собой.
Он спешил.
Вот, наконец, сквозь деревья блеснула река. Кругом было все тихо и спокойно. Кремень тихо свистнул, подражая суслику, но Олений Рог не откликнулся.
Осторожно, ползя между кустами, Кремень подполз к скале, где они с товарищем ночевали, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что здесь разыгралась кровавая драма.
На земле виднелось множество следов, а на камнях пятна крови. В одном месте валялся клок черных волос, и Кремень с тоской должен был признать, что это волосы Оленьего Рога. У него сжалось сердце, и крик мести вырвался из груди. Не боясь, он вышел на открытое место и стал осматривать подробности: вот тут враги набросились на товарища, здесь, видимо, он отбивался своим топором, отбивался, вероятно, отчаянно, потому что кругом много кровавых пятен, и здесь же, по-видимому, его осилили, так как его расколотый топор валялся около обрыва. На него напало, судя по следам, человек пять-шесть. Где же справиться с ними одному, хотя бы и сильному, ловкому человеку?
Несмотря на тщательные поиски, Кремень не мог найти трупа, а так как на самом берегу следов не было и, следовательно, тело не было брошено в воду, то оставалось одно предположение, что враги увели товарища в плен.
С тоской в сердце и страшной злобой в душе Кремень сел на камень и опустил голову. «Надо узнать, — думал он, — куда увели пленника и выручить его скорее. Но что же я сделаю один против целого племени? Дать знать своим? Пройдет слишком много времени, и его убьют или уведут куда-нибудь дальше…»
Стряхнув наконец тоску, Кремень энергично поднялся и двинулся по следам. След нескольких человек был ясный и широкий. В одном месте Кремень подобрал острую кость, которою Олений Рог обыкновенно вырезал узоры на горшках под его руководством, и это окончательно убедило его, что товарищ уведен в плен.
Долго шел Кремень, не думая в раздражении даже скрываться, но скоро ему стали попадаться другие многочисленные следы: очевидно, он приближался к становищу врагов. Умерив шаги, он, наконец, вышел на открытое место, где многочисленные следы шли почти в одном направлении, к тому месту, где за небольшой рощей сверкала река.
Кремень притаился, но до него не доносилось ни одного звука. Осторожно перебравшись через открытое место, он добрался до рощи, пробежал ее и остановился на опушке.
Внизу, под его ногами, развернулся лагерь врагов. На самом берегу, там, где овраг выбегал, расширяясь, к реке, копошились люди. Судя по виду, это были одноплеменники тех двух, которые испугались так рисунка головы мамонта, и, хорошенько приглядевшись, он увидел и этих двух, оживленно объяснявших что-то своим. Вероятно, они рассказывали о своем приключении, и слушавшие дикари сильно волновались и кричали. Партия дикарей была невелика, человек в двадцать, не считая женщин и детей. Все были едва одеты, и оружие у всех было жалкое. Нигде не было видно дыма, и вообще не было и признаков костра. Очевидно, они не знали даже, что такое огонь.
Пленника нигде не было. «Неужели его убили и… съели? — мысленно закончил Кремень, заметивший в лагере несколько человеческих черепов и костей. — О, если это так, то я приведу сюда все наше племя, и мы перебьем до последнего этих зверей!»
Между тем, солнце спускалось к горизонту и окрасило окрестности своими желтыми лучами. Волны реки тихо катились, и в них отражались утесы, опушенные деревьями и кустами. К лагерю подошло еще несколько охотников с двумя убитыми козами на плечах и несколько женщин с пучками съедобных кореньев и трав. Все обратились к новоприбывшим и с алчностью набросились на дичь, разрывая ее на части, вырывая друг у друга кровавые куски, роняя их на землю и снова пожирая, несмотря на приставший к кускам мяса песок…
Кремень с отвращением смотрел на эту сцену.
Между тем дикари, опьяненные кровью, но голодные, так как двух коз было недостаточно, стали о чем-то совещаться, чаще и чаще указывая жестами на скалу.