— Да, ты совершенно прав, Кремень, и я удержал товарищей, хоть им очень хотелось поскорее расправиться с пленником. Мы повесили часть дичи на дерево, сделали носилки, чтобы перенести Филина, а пленнику развязали только ноги и, чтобы он не убежал, мы привязали его ремнями за шею, прикрепив другие концы к нашим поясам. Впрочем, он больше не делал попыток избавиться, так как обессилел от борьбы.
— Ну, я очень рад, что все так хорошо окончилось. А что, Клык уже допрашивал пленного?
— Пробовал расспрашивать, но тот упорно молчит, и Клык решил на ночь оставить его в покое и допросить утром. Ты придешь?
— Непременно, а пока возьми вот этот горшок с жиром, сваренным с травами, и намажь голову Филину: это ему поможет.
Олений Рог простился с друзьями, выбрался из пещеры, и скоро его шаги замерли в отдалении. Кремень втащил обратно бревно, завесил отверстие, и вскоре покойный сон охватил обитателей маленькой пещеры.
ГЛАВА IX
Пленник. — Приговор и казнь. — Неожиданное вмешательство. — Ссора с Клыком. — Думы Кремня. — Уговоры Филина. — Ярость Филина. — Решение.
Ранним утром Кремень был уже на ногах. Наскоро поев, он надел свой плащ и быстрыми шагами направился к большой пещере, где уже виднелась толпа. Заря хотела прийти немного позже, чтобы тоже посмотреть на пленника.
Кремень нашел всех в сборе на площадке. Не было одного только старика, которого, очевидно, пленник совершенно не интересовал. Клык сидел на большом камне, опершись руками и подбородком на рукоятку своего боевого топора; кругом разместились самые знатные воины, а дальше нестройной толпой стали остальные, а также женщины с детьми и подростки.
— Привести пленного! — громко крикнул Клык, давая рядом с собой место Кремню.
Двое воинов вывели пленника из пещеры и поставили перед Клыком. Это был мужчина высокого роста и, очевидно, громадной силы; его руки, связанные ремнями, иногда вздрагивали, и под этими усилиями растягивались крепкие ремни, впившиеся в тело. Правильные черты лица иногда искажались злобой, и глаза дико сверкали из-под нависших бровей. Спутанные русые волосы окружали голову пленника, как шапкой, и придавали ему еще более угрюмый вид. Все с большим интересом рассматривали фигуру пленного, и, кроме любопытства, в зрителях, очевидно, проглядывало уважение к этому силачу.
— Кто ты? — спросил пленника Клык.
Дикарь повел глазами, но ничего не ответил.
— Откуда ты? Где твое племя? Зачем ты был так близко от нашего жилища? — задавал вопросы Клык, но пленник, вперив вдаль, по-видимому, равнодушный взгляд, точно не слышал его.
— Пленник! — грозно сказал Клык. — Ты умрешь, если не ответишь мне!
То же молчание и равнодушие.
— Смерть ему! Смерть врагу! — закричала толпа, простирая руки к связанному и потрясая оружием.
При этих криках, смысл которых был, конечно, понятен всякому, пленник окинул толпу злобным взглядом, рванулся изо всех сил, черты его лица исказились от ярости и боли, но сейчас же успокоился, так как увидел, что попытки порвать ремни совершенно бесполезны.
— Воины! — обратился Клык к окружающим, — пленник не хочет говорить или, вернее, не понимает нас, так как он чужого племени. Пленник ранил Филина и потому Филину и принадлежит. Если Филин умрет, то и пленник последует за ним; если же Филин будет жив, то может делать с пленником, что захочет: сделает ли он его своим рабом или убьет, — это его дело, — голова за голову, сердце за сердце, — так установили еще наши отцы и деды.
— Так, так, Клык! — послышались отовсюду голоса.
— Ну так отведите пленного обратно и стерегите его, пока Филин не поправится или не умрет.
Воины опять взяли пленника, чтобы тащить его в пещеру, но в эту минуту сверху раздался голос:
— Филин жив, Филину нужна месть, нужна смерть врага!
В отверстии пещеры стоял очнувшийся Филин, придерживаясь одной рукой за стену, а другой за раненую голову, облепленную запекшеюся кровью. Вид его был страшен, и злобные глаза пылали жаждой кровавой мести; если бы он был в силах, он бросился бы на врага и убил бы его немедленно.
— Ты требуешь его смерти? — спросил Клык.
— Да! — отвечал Филин.
— Не хочешь сделать из него раба?
— Мне раб не нужен, мне нужна месть.
— Когда ты хочешь убить его?
— Сейчас.
— Как ты казнишь его?