Лишь раз запахи теплого хлеба и оливкового масла отвлекли его от раздумий. В убежище было мало еды, и он знал, что должен позаботиться о покупке припасов. Но сейчас у Гассана были другие заботы. К тому же опальный ученый Суманского филиала гильдии Хранителей настороженно замирал всякий раз, когда кто-то проходил слишком близко. А на оживленной рыночной улице такое случалось часто.
Без каких-либо видимых причин толпа впереди начала перемещаться. Люди двигались и расчищали широкую дорогу, оглядываясь на улицу позади него.
Рядом с палаткой кожевника Гассан отодвинулся влево, а потом оглянулся, не поднимая головы.
Два паланкина, каждый из которых несли четверо сильных слуг, проплыли мимо, направляясь к главным воротам. Не отставая ни на шаг, вместе с паланкинами продвигалась личная охрана. Хотя занавески на паланкинах были приоткрыты лишь для доступа воздуха, пурпурные пояса стражников уже сообщили Гассану, кто посетил дворец.
Эмир Фалах Мансур, второй командующий вооруженными силами Империи, нечасто появлялся в городе. Какова бы ни была причина, по которой он явился сюда сейчас, это точно была не просьба принца империи.
Решение любой дипломатической проблемы Мансур всегда находил на острие шпаги. В своем высокомерии он придерживался консервативных обычаев, веря в абсолютное господство белой кости. Нет, эмир пришел не к принцу. Более вероятно, что теперь, когда сам император прикован к постели и недоступен, любой доклад будет представлен имперскому советнику А'Ямину.
Гассан уже собирался продолжить свои размышления, когда его взор устремился на того, кто сидел во втором паланкине: на молодую женщину с опущенной головой. Длинные черные волосы скрывали половину лица, но он узнал тонкий профиль. Гассану не надо было долго искать в памяти ее имя.
Мансур был благословлен пятью сыновьями и только одной дочерью — Аишей. Сыновья полезны для удержания власти, но дочь способна завоевать ешё большую власть. А где власти больше, чем рядом с неженатым принцем империи?
Гассан осторожно следовал за процессией, пока она приближалась к главным воротам и останавливалась. Опустив голову, он с любопытством наблюдал за происходящим.
Эмир Мансур в эмалированных доспехах с грохотом вывалился из паланкина. Он встал, купаясь в лучах своего большого самомнения, и ждал, когда его впустят.
Гассан сосредоточился на затылке эмира и медленно моргнул. В этом мерцании темноты за веками он представил себе лицо Мансура. Поверх этого он рисовал мерцающие очертания, линии и знаки из глубин памяти.
Когда его медленное моргание закончилось, в его голове пронеслась мысль:
"Теперь, когда император близок к смерти, принц должен жениться. У Оуньял'ама не будет другого выбора, если он хочет удержать власть."
Гассан поморщился, подслушав мысли Мансура. Мгновение спустя он «услышал» новый поток:
"Если бы только эта глупая девчонка обладала хитростью покойной матери! Она должна постараться."
Гассан старался не погружаться слишком глубоко. Поиск чего-то большего, чем поверхностные мысли, может насторожить объект. Да ему и не хотелось больше слушать сокровенные мысли очередного потенциального тирана. То, что он услышал, было слишком предсказуемо.
Император Канал'ам слабел с каждым днем. Никто, кроме императорского советника А'Ямина и слуг, назначенных непосредственно для ухода за больным, не видел императора более трех лун.
В свои тридцать восемь лет Принц Оуньял'ам был единственным наследником императора, и до сих пор холост. Интриги, махинации и заговоры семи королевских домов достигли невероятного размаха.
Сколько дочерей было предложено принцу с тех пор, как заболел его отец? Эмир Мансур, очевидно, вступил в борьбу, соперничая за то, чтобы его Аиша стала первой императрицей.
Гассан повернул обратно к главному проходу через толпу еще до того, как ворота открылись. У него были более важные вопросы для рассмотрения. И еще одна задача, которую он больше не мог откладывать. Миновав всего один квартал, он прошел между двумя торговыми рядами и оказался в проулке. Затем перешел узкую улицу, скрытую за строем рыночных палаток. Заметив ряд бочек с водой, он присел за последней. Устроившись поудобнее, Гассан сунул руку под рубашку. Он нащупал грубую цепь на шее и вытащил ее. Медный медальон, который Гассан всегда носил близко к телу, был на месте.
Закрыв глаза, он тронул гладкий металл. После минутного колебания он открыл глаза и спрятал медальон обратно под рубашку. Гассану требовалось больше времени, чтобы тщательно обдумать свою просьбу к будущему императору. Эта просьба не давала ему покоя. То, о чем он попросит принца, почему-то казалось ему неправильным.