— Их слишком много, чтобы двинуться вместе, — сказал он, выглядя не слишком довольным. — Я поведу беглецов и, возможно, Ошу другим путем. Ты вместе с остальными будешь следовать по намеченному пути. Если вы придете раньше меня, используй камень, как я тебя учил. И на этот раз больше не уходите, ни под каким предлогом.
Винн почувствовала, как Чейн молча завис у нее за спиной. Ко всему прочему, он недолюбливал домина. У нее были свои сомнения насчет Гассана, но она кивнула ему
— Дайте нам небольшую фору, — сказала она.
Вцепившись маленькими ручками в сиденье, на единственном стуле в их убогой комнате сидела Энниш. Прошло слишком много времени, с тех пор как Рхизис или Денварфи должны были вернуться.
Фретфарэ села на кровать справа от Энниш. Они вдвоем никогда не чувствуют необходимости заполнять тишину бессмысленными разговорами и часто проводят полдня или ночь в тишине. Это не значит, что они испытывают чувство удовлетворенности.
Энниш вновь окинула взглядом выцветшие серые стены и углы, затянутые паутиной. Волна печали захлестнула ее, когда она подумала о доме в бескрайних лесах Ан'Кроан за полмира отсюда. Закрыв глаза, она представила их ярко-зеленые деревья, густую зелень лесной поросли, россыпь оттенков диких цветов, грибов, прозрачных ручьев и укрытых лишайником полян. Она представила вкус настоящего зернового хлеба, испеченного в общинных печах, сладость биссельники, только сорванной с куста и очищенной от кожицы.
Потворствовать своим мыслям и желаниям не свойственно анмаглакхку. Энниш не могла остановиться.
— Прошло слишком много времени, — нарушила тишину Фретфарэ.
Энниш оторвалась от своих странствующих мыслей.
— Я знаю.
Им двоим, непохожим друг на друга по своей натуре, нередко оставалось только догадываться о том, что происходит за пределами этой комнаты… грязной, темной комнаты, разившей людьми. Не так давно Энниш была настолько охвачена яростью, что мало что замечала за своей ненавистью. А сейчас…
Она чувствует страх, но не осознает его. Это не страх смерти, ведь ни один анмаглахк не боится умереть.
Ее рана должна была зажить — зажила — и все же она все еще не могла сражаться. Ее тело больше не движется с той легкостью, которую она когда-то знала. Что будет с ней? Она не хочет быть никем, кроме анмаглахка. Она не такая как Фретфарэ, чьи советы и личную поддержку по-прежнему ценит Вельмидревний Отче.
Энниш всегда была орудием в руках ее касты.
— Как нам следует поступить? — спросила она.
— Если сможешь, — ответила Фретфарэ. — иди. Проверь остальных и возвращайся с докладом.
Энниш неподвижно сидела на стуле. С тех пор как она приехала в этот город, ей не давали никаких заданий. Ей пришлось чувствовать себя бесполезной.
— Да, я могу… — и она осеклась, внезапно похолодев, и не разразившись гневом. — Что не так? У тебя предчувствие?
Фретфарэ подвержена мрачным предчувствиям, которые часто оказываются верными.
— Возможно, — наконец ответила она.
Энниш хотелось узнать больше, но у нее не находилось слов.
— Иди, — повторила Фретфарэ. — Но будь осторожна.
На мгновение задержавшись, Энниш выскользнула из окна и забралась на крышу. Она все еще может ходить и карабкаться, но далеко убежать не сможет. Скорость движений, на которую она когда-то так полагалась в бою, покинула ее.
Она исполнена сожалением и ненавистью к самой себе. Она отдала бы все, чтобы еще разок впасть в ярость. Гнев поддерживал в ней жизнь и подпитывал ее решительность.
Кто она без этого?
Собравшись с духом, она прыгнула на следующую крышу и, ловко приземлилась на ее край. Это был недолгий прыжок, но мгновение она наслаждалась им. Пересекая крышу, одну за другой она прыгала снова и снова. Она старалась не думать о дурном предчувствии Фретфарэ, но, не успев добраться до императорских владений, она поняла, что что-то произошло.
С улицы ниже доносились крики людей. Она прижалась к краю крыши и посмотрела вниз. Пятеро имперских гвардейцев в золотых поясах, похоже, проводили поиски. Приближались еще двое и, держась с двух сторон, тащили покрывало с чем-то длинным и тяжелым.
Похоже на завернутое тело.
Тот, что нес покрывало спереди, что-то протараторил на суманском и подвергся грубому допросу одного из пятерых. Энниш так плохо говорила на суманском, что не смогла разобрать и слова. Судя по тону и жестам, все пятеро более чем взволнованы, тем, что рассказали эти двое. С юга донеслись новые крики.
Выражение лиц всех тех, кто стоял снизу, становилось еще более изумленным. Они повернулись и побежали на те, другие, голоса. Когда стражники свернули в переулок, с растущей усталостью она следовала за ними по крышам. В душе Энниш нарастал холод.
Тут же замедлив шаг, она направилась в угол крыши. На полпути, ниже в переулке, еще трое стражников стояли над телом. Беспорядочный спор вспыхнул снова. Сверху, на противоположной стороне улицы, Энниш прикрывала рот рукой в попытке сохранить молчание.
Денварфи лежала неподвижно, неестественно повернув голову в сторону. Ее рот был приоткрыт, а глаза уставились в пустоту.
Стражники приходили в еще большее возбуждение, пока один из них не указал в ту сторону, откуда они пришли. Принеся тяжелую ношу, двое уложили покрывало и развернули его.
Ноги Энниш задрожали и подогнулись. Она рухнула на крышу, вероятно, произведя шум, однако никто снизу не поднимал головы.
На развернутом покрывале лежал Рхизис, из его груди торчала сломанная стрела. Часть лица была разбита.
Энниш изо всех сил старалась успокоить свое дыхание, ее трясло, она задыхалась.
Даже после всего, что он для нее делал, она не могла и предположить, что его смерть вызовет в ней такие сильные чувства. После смерти ее нареченного от рук Лиишила, так долго ярость подпитывала скорбь утраты, сводя ее с ума. Энниш ни разу не задумывалась о том, каким значимым стал для нее Рхизис.
Она потеряла и его.
Денварфи тоже ушла. Не осталось никого, кто был бы способен выполнять задачу команды. Бротандуиве победил.
Имперские гвардейцы все еще сердито переговаривались снизу, но Энниш, сжавшись на крыше, могла только дрожать и задыхаться от глухих рыданий, умоляя духов своих предков вернуть ей гнев.
Он не возвращался, и она лежала на крыше, царапая своими ноготками черепицу. К тому времени, когда она смогла вздохнуть и подняться, улица внизу опустела. Не было тел, которые можно было бы забрать, обратить в пепел и вернуть на родину.
Возвращение в трактир заняло больше времени, чем уход из него.
Там, запинаясь, она рассказывала Фретфарэ о том, что видела. Бывшая коварлеаса молча слушала, пока, наконец, не прошептала:
— У Денварфи было наше единственное оставшееся словодрево.
— Я не видела, чтобы солдаты нашли его или забрали, и я не смогла бы.
— Ты должна была вернуть его любой ценой! Без него… мы… — Фретфарэ прервалась на полуслове, поддавшись очередному приступу кашля.
Энниш ждала, когда он прекратится.
— Если их убил предатель, он бы забрал его или уничтожил. Вельмидревний Отче поймет, если не получит от нас вестей на рассвете. Он поймет, что мы не справились… с нашей задачей. Он узнает, что артефакт не найден.
Левый глаз Фретфаре задергался.
— Да.
— Мы должны вернуться на родину, — заговорила Энниш. — Мы должны предоставить доклад сами.
Да, путь будет долгим и трудным, но это единственный способ почтить павших и данные ими клятвы.
— Я найду нам корабль, идущий на север. — продолжила она. — а затем в Колм-Ситте караван, направляющийся к восточному побережью, там найдем корабль, чтобы пересечь…
— Нет.
Энниш ждала с нарастающим волнением, но Фретфарэ хранила молчание. Энниш ни за что не бросила бы бывшую коварлеасу.
— Эта… империя… на краю пустыни, — наконец начала Фретфарэ. — простирается до самого восточного побережья. Здесь должны быть торговцы и другие караваны, путешествующие круглый год. Мы отправимся прямо к восточному побережью… и там найдем корабль.