Что, если они не смогут поймать и удержать Халиду до рассвета?
Что, если он покинет плоть до наступления зари?
Есть лишь один выход: солнечный свет в темное время.
И есть только один способ такое устроить: солнечным кристаллом, который Гассан сделал для нее. Это последняя линия защиты для того, чтобы воспрепятствовать Халиде в обретении нового вместилища. Винн подняла голову.
Темные глаза Гассана были прикованы к ней. Было ли все, что сейчас происходит причиной тому, почему он так охотно сделал для нее этот кристалл? Или это как-то связано с тем, что Халиду держали в заточении?
— Вам ясно? — решительно спросил он.
Увы, и да и нет.
— Давайте вернемся, — прибавил он, не дожидаясь от нее ответа. — Завтра мы начнем и положим этому конец.
Как только Гассан поднялся, Чейн и Тень последовали за ним, однако Винн не спешила.
Падший домин сделал солнечный кристалл. Будет разумно предположить, что секта сделала бы такой же, чтобы при необходимости расправиться с призраком. Но все они погибли, потому что его не было рядом, и Халида вырвался на свободу, разделавшись с остальными.
Как это случилось?
На следующий день, ближе к вечеру, принц Оуньял'ам сидел на помосте в увенчанном огромным куполом зале, расположенном на верхнем этаже императорского замка. Прожив всю свою жизнь в диковинном дворце, он почти перестал замечать замысловатый мозаичный пол.
Гладкие очертания цветного мрамора складывались в петляющий, закручивающийся узор, соединяющийся в шаге от помоста, что в диаметре составлял три ярда. Весь зал был залит лучами солнечного света, проникающего через такие же мозаичные стекла купола и искрившегося всеми оттенками. Четверо имперских гвардейцев стояли по стойке смирно, в каждом углу огромной комнаты, а двое его личных охранников, Фарид и Иса, стояли прямо за ним.
Это последнее место, где Оуньял'аму хотелось бы находиться.
Раз в месяц императорскому суду разрешалось проводить публичные аудиенции, позволявшие простым гражданам обращаться с прошениями и просьбами о решении разногласий. Теперь, когда его отцу "нездоровилось", Оуньял'ам должен был занять место императора на этих слушаниях. В принципе, он не возражал.
Он был рад быть полезным и служить своему народу, перед которым он так редко представал лично. Он никогда не осмеливался говорить такое вслух, но он верил — знал — что был куда более справедливым судьей в отличие от своего отца, и, вне всякого сомнения, был гораздо справедливее А'Ямина.
Но сегодня он был глубоко озабочен.
Пленников, которых он помог освободить, так и не поймали. Если советник А'Ямин и обнаружил какую-то зацепку к причастности принца к побегу, то ничего не сказал. Командир Харит оправился после нападения в темницах и без промедлений оцепил весь город.
Оуньял'ам сделал все возможное чтобы помочь Гассану, поручив командующему сосредоточить имперскую и городскую гвардию на поисках во внешних районах города и на всех выходах, сославшись на то, что сбежавшие пленники отчаянно захотят выбраться. И после согласования с командующим, он позаботился о том, чтобы на императорскую гвардию были возложены и иные дополнительные служебные обязанности, связанные с усилением защиты дворца.
В действительности, ему нужно было рассредоточить силы как имперской, так и городской гвардии, чтобы предоставить Гассану свободу действий, пока не стало слишком поздно. И до сих пор он не слышал ни слова от домина.
Дважды он подумывал о том, чтобы самому связаться с ним, но боялся, что тем самым, сможет помешать решительным действиям. Лучше подождать, когда Гассан выйдет на связь, и найти какой-нибудь предлог ненадолго уединиться.
Оуньял'ам обвел задумчивым взглядом комнату.
Его взгляд скользил по знатным и богатым посетителям, пришедшим понаблюдать за сегодняшним слушанием. Сколько он себя помнил, в таких семьях было принято приводить своих детей по таким событиям, чтобы те могли насладиться преимуществом полученного из первых уст просветительства о нуждах народа и причинах окончательно принятых решений императора. Эти семьи смиренно стояли на коленях на циновках, расстеленных по обе стороны дорожки, тянущейся от главного входа к помосту.
Оуньял'ам всегда был сторонником этого обычая. Юные вельможи и члены императорской семьи должны видеть что-то важное… что-то кроме изысканных блюд и напитков, богатства и влияния, показных нарядов, столь широко распространенных при дворе. Хотелось бы надеяться, что они поймут: имеющие власть над простонародьем несут величайшую ответственность.
Чаще всего за месяц только две-три семьи приводили своих детей наблюдать и учиться. В последнее время, после того как император "отстранился от дел", ситуация изменилась, хотя и не по веской причине.
В этот день присутствовали семьи, прибывшие из восточных прибрежных провинций. Они теснились на полу, растянувшись вплоть до самых стен, оставив подданным победнее узенькую дорожку к помосту. И все присутствующие привели с собой дочерей, племянниц и сестер надлежащего возраста… для замужества.
Отчасти это могло быть объяснено празднованием дня рождения императора, которое состоится через три дня, хотя никто и не рассчитывает на присутствие Каналама. Но празднество должно состояться, и оно окажется на руку знати, ищущей союза с императором: союза, который свяжет их узами брака, и с рождением первенца — кровью.
Принц насчитал не менее девяти таких женщин — таких жертв, таких приманок — благородно опустившихся на колени рядом со своими хорошо одетыми отцами или матерями или и с теми и другими. Какая прекрасная картина для глаз несведущих: отображающая повышенный интерес ко дню "народного суда". А ближе всех, не более чем в десяти шагах, стояла на коленях самая поразительная молодая особа.
По мнению многих, Дюра считалась наиболее подходящей кандидаткой.
Ее семья является одной из богатейших в империи. Ее родословную можно проследить почти до самого появления императорской линии. Высокая и хорошо сложенная, с копной темных вьющихся волос, она была копией своей матери и телом, и духом. Умом она больше походила на своего гнусного отца.
Дюра украдкой переводила взгляд, чтобы встретиться с ним, словно знала всякий раз, что он смотрит на нее. Едва заметная улыбка расползлась по ее мрачным толстым губам, прежде чем та застенчиво отвернулась, хотя он заметил в ее глазах сладкую радость победы.
Холодная, тщеславная и жестокая, Дюра больше всего подходила для такого императорского двора.
Он обвел взглядом других молодых особ, стоящих на коленях рядом с членами их семей, словно готовых добровольно отдать себя в жертву. Он надеялся, что не увидит одного лица… но увидел.
Она стояла на коленях рядом со своим отцом, Эмиром, опустив голову и уставившись в мозаичный пол, выглядывающий из-за края ее циновки. Ее прямые волосы спадали так низко, что касались пола при легком поклоне. Она была очаровательна, в своей длинной бледно-желтой тунике поверх белой шелковой юбки и патынках в тон, но несмотря на это, Оуньял'ам быстро отвел глаза.
Меньше всего ему хотелось привлекать к ней внимание, ведь другие семьи никогда не перестанут наблюдать. Они способны на что-угодно, стоит только возникнуть опасениям, что их собственная претендентка может не добиться успеха. Он прекрасно знал, что, когда у него, наконец, не останется выбора, кроме как выбрать жену, — первую и последнюю — он должен выбрать Дюру. Он не обречет никого, кто ему дорог, на такую жизнь.
Нет, только не Аишу.
По кивку Оуньял'ама, два императорских стражника потянули за округлые золотые ручки дальних дверей, изготовленных из настоящей слоновой кости. Как только проход расширился, под пристальным взглядом гвардии вошли просители. И, как всегда, впереди с охапкой свитков шел Советник А'Ямин.