А неделю назад он удостоился похвалы не только Степана Степановича, но и командира полка генерал-майора Яфимовича. По какому-то странному выверту стратегической мысли командующего гвардией великого князя Владимира, успевшего отдать свой приказ до отъезда в Туркестан, кавалерийские полки гвардии отправлялись на войну не полностью, а в ослабленном четырехэскадронном составе. Чтобы как-то увеличить хотя бы огневую мощь столь слабых частей, им придали импровизированные пулеметные дивизионы, в которых предусматривалось иметь на вооружении шесть конно-вьючных пулеметов Максима. Однако, как и ожидалось, на все полки именно вьючных пулеметов не хватило, так как на складах Военного Ведомства таковых оказалось всего восемь штук. Поэтому Драгунский полк получил обычные пехотные пулеметы на громоздких колесных станках, неспособные сопровождать конницу. Вот тут-то Михаил и вспомнил неоднократно виденную гравюру маневров прусского кавалерийского полка. На ней бравые гусары атаковали противника при поддержке огня картечниц, установленных на специальные повозки. Мысль понравилась всем, включая полковое начальство. Быстро выяснилось, что простые повозки не годятся, а шестерку подрессоренных — пришлось разыскивать по всему Ляояну. Одну из недостающих таратаек привезли даже из Харбина. Для разработки установки пулемета в повозку пришлось обращаться в местные железнодорожные мастерские. Заведовавший ими инженер-путеец Вениамин Белоусов не только разработал нечто вроде салазок, но и помог организовать их производство. Пулемет на таком импровизированном станке не только легко крепился на повозке, но быстро снимался и мог вести огонь с земли.
К удивлению Гаврилова, офицеров в конно-пулеметной команде было всего двое. Поэтому командир полка, осмотрев получившиеся «конно-пулеметные лафеты Гаврилова-Белоусова», подумал и перевел, к неудовольствию Джунковского, Михаила в команду вторым субалтерн-офицером.
— Образование у господина прапорщика хорошее, не только строем ходить умеет, но и новое выдумывает. Вот пусть и заведует своими выдумками, — объяснил свое решение генерал.
Едва Михаил успел забрать свои вещи и денщика, и устроиться в отдельной фанзе, выделенной пулеметчикам, как пришла команда на выступление.
— Не успели устроиться? — участливо спросил его штабс-ротмистр фон Сиверс, его новый командир. — Привыкайте, такова наша участь. А вещи денщику прикажите на повозку номер шесть отнести. И будьте готовы принять первый взвод, корнет Оболенский будет командовать вторым. И учтите — с нами в поход едет Его Величество, так что следите, чтобы порядок на марше образцовый!
— С нами? — удивился Гаврилов, уже привычно прикидывая, что необходимо сделать и что осмотреть в первую очередь.
— Не с нашим полком, как вы понимаете, а со штабом, — улыбнулся фон Сиверс. — У вас вахмистр Толоконников очень толковый, не стесняйтесь к нему прислушиваться при случае. Ну, с Богом! Ступайте.
— Есть, господин ротмистр, — только и смог ответить Михаил.
Корейский пролив, сентябрь 1902 г.
После боя в Желтом море основные силы Тихоокеанского флота фактически оказались заперты в Порт-Артуре. Броненосцы требовали ремонта, оба броненосных крейсера и два из трех бронепалубных были слишком тихоходны, чтобы прорвать фактическую блокаду. Единственной боевой силой до прибытия второй эскадры оставались владивостокские крейсера. Тем более, что ремонт машин «Рюрика» и «Варяга» наконец-то завершился, а понесшая большие потери японская армия требовала подкреплений и пополнения запасов. К тому же для укрепления японских позиций в Корее требовались оккупационные части и чиновники. И все это плыло от японских островов к берегам Кореи на самых разнообразных пароходах, отчего морские пути между этими странами временами напоминали улицы города, забитые транспортом.
Так что Крейсерская эскадра под флагом контр-адмирала Небогатова снова вышла в море. На этот раз им предстояла более опасная задача — рейд к берегам Кореи, поэтому ни «Светлану», ни снабженцев-угольщиков с собой брать не стали. Впрочем, по имевшимся у русского командования сведениям, крейсера Катаока занимались блокированием Порт-Артура, поэтому сильного противодействия никто не ждал. До берегов Кореи эскадра добралась без происшествий.
«Варяг», посланный Небогатовым осмотреть порт Гензан, ушел, дымя в небо из всех своих труб. Уголь на крейсерах был местный, сучанский. Мало уступая кардифу по зольности, дыму он давал в несколько раз больше. Вернулся «Варяг» часа через два, причем одна из труб еле дымила — опять отказали капризные котлы Никлосса. Капитан Бэр, прибыв на дрейфующий флагман, докладывал, стараясь не показывать своего недовольства поломкой.
— Уничтожили каботажник «Гойо-Мару», шхуну и три баржи. Остальные суда показали флаги нейтральных государств, их трогать не стали. Обстреляли береговые укрепления, казармы и войска. Потерь в экипаже нет.
— Хорошо, Владимир Иосифович, а с машиной у вас что? — от острого взгляда Небогатова ничего не ускользало. — Что-то серьезное?
— Никак нет, Николай Иванович, механики обещают за два часа исправить, а пока мы можем пятнадцать узлов дать в любой момент.
— Что же, в таком случае оставайтесь с нами. Отправил бы вас во Владивосток, но без разведчика при эскадре не могу.
— Я вас уверяю, ничего серьезного, — холодно ответил оскорбленный намеком Бэр.
— Верю, верю, Владимир Иосифович. Не обижайтесь на старика, — хитро посмотрел на командира «Варяга» адмирал. — Благодарю за службу, ступайте. Через четверть час пойдем дальше.
В Корейском проливе крейсера перехватили военный транспорт «Идзумо-Мару». Поняв, что удрать не удастся, японский капитан, высадив команду на шлюпки, затопил судно. Продвигаясь дальше, крейсера вышли на одну из оживленных коммуникаций, причем никто из командования противника не ожидал появления здесь русских рейдеров и суда шли без всякого охранения. «Громобой» настиг транспорт «Хитаци-Мару», на борту которого перевозили тысячу сто солдат, триста двадцать лошадей и восемнадцать осадных восьмидюймовых орудий фирмы Круппа, которые должны были отправиться на позиции у реки Ялу и помочь в прорыве русской обороны. Капитан японского судна, англичанин Дж. Кэмпбэл, попытался таранить русский крейсер. Уклонившись, «Громобой» расстрелял «Хитаци-Мару» из орудий.
Тем временем «Варяг», «Россия» и «Рюрик» догнали другой большой военный транспорт — «Садо-Мару», на котором находилось множество завербованных строителей, армейский железнодорожный батальон, рельсы, понтоны, телеграфный парк, станки к осадным орудиям (которые утонули вместе с «Хитаци-Мару»), чиновники колониальной администрации и даже, как выяснилось позднее, солидная сумма в серебряных лянах на подкуп китайской администрации. «Рюрик» всадил поочередно по торпеде в правый и левый борт судна. При этом радиотелеграфисты на крейсерах успели засечь короткую передачу с транспорта, которую сейчас же забили искрой.
Крейсера пошли дальше, полагая, что оседающий под воду транспорт окажется на морском дне. Однако Небогатов почему-то не поверил в утопление этой цели и, уже отправившись на встречу с «Громобоем», приказал «Варягу» вернуться и проверить, как обстоит дело. Неожиданное возвращение русских привело к видимой издалека панике среди оставшихся на палубе японцев. Приказав дать предупредительный выстрел, Бэр ждал, когда же они покинут корабль. Но вместо этого некоторые из японцев начали стрелять в приближающийся русский крейсер из винтовок.
— Открыть огонь, — увидев первые вспышки выстрелов хладнокровно приказал Владимир Иосифович. И добавил, закуривая папиросу и глядя на собравшихся на мостике офицеров. — Если враг не сдается, его уничтожают.
Пока крейсер добивал обреченный транспорт, тройка броненосных крейсеров продолжала движение на юг. К сожалению, установленные на крейсерах радиостанции Дюкрете не позволяли держать устойчивую связь дальше двадцати четырех миль, поэтому связаться с кораблем Бэра никак не удавалось. Часа через три, не дождавшись появления «Варяга», Небогатов приказал снизить скорость до минимальной. А несколькими минутами позднее — лечь в дрейф. Практически сразу наблюдатели сообщили сначала об одном, а потом еще о нескольких дымах с севера. На «России» подняли сигнал «Увеличить ход до семнадцати узлов». Однако было поздно — не только наблюдатели, но и все свободные от вахты уже могли различить две колонны кораблей, приближающихся к русским крейсерам. Еще через десять минут можно было различить идущий головным броненосный крейсер «Адзума». Идущий мателотом корабль с третьей, далеко отодвинутой к корме трубой, не мог быть ничем иным, как французской постройки крейсером «Идзума». Следующую пару кораблей с большой долей вероятности составляли «Ивате» и «Токива». Идущая в миле от них вторая кильватерная колонна была намного длиннее, но, судя по флагману — бронепалубному «Акаси» состояла из более легких противников. Впрочем, пересчитав их, Небогатов опустил бинокль и заявил, стараясь выглядеть спокойным.