Парочки прощаются,
До чего короткая военная любовь…
Внезапно гитара, прощально прозвенев струнами, замолчала, песня прервалась. У входа в фанзу поднялся какой-то непонятный шум, заставив Михаила очнуться и осмотреться вокруг. У двери стояла тройка незнакомых офицеров, явно только что проделавших немалый путь на лошадях, судя по их виду.
— Извините, господа, что мы помешали вашему веселью. К сожалению, мы несколько уклонились от своего маршрута, — заговорил стоявший первым, высокий и стройный, смутно знакомый Гаврилову штабс-ротмистр.
— Ваше императорское высочество! — первым узнал вошедшего Джунковский и вскочил, своим примером заставив подняться всех.
— Входите, ваше императорское высочество, господа. Разделите наше скромное веселье, — на правах распорядителя праздника предложил фон Сиверс — Прошу….
— Вольно, господа офицеры. И без чинов, — прервал его Михаил Александрович. — Мы все боевые офицеры и устраивать китайские церемонии, тем более в боевой обстановке не стоит, — разъяснил он свою позицию, пока шел, прихрамывая к умывальнику. Быстро ополоснувшись, все трое подошли к столу и представились, оказавшись офицерами «синих» кирасир[8] Романовым, Турбиным и Вульфертом.
— Еще раз приносим свои извинения, что прервали ваше веселье, — заметил поручик Вульферт, доставая из имевшегося при нем портфеля одну за другой две бутылки шустовского.
— Право слово, мы уже думали, что придется просить ваших командиров предоставить нам проводника, только не могли сообразить в какой фанзе искать штаб, — добавил Михаил Александрович. — И решили потревожить вас. По какому поводу веселье, господа? — наконец спросил он. А узнав, что офицеры обмывают новый чин молодого волонтера, отличившегося в предыдущих боях, предложил тут же выпить за его дальнейшую карьеру. После пары тостов, выпив еще и за братство по оружию, все расслабились и веселье возобновилось с новой силой, без оглядки на чины и титулы. Сам великий князь, сидевший рядом с тезкой, дотошно расспросил Гаврилова о бое. Вообще, вопреки сложившемуся у Михаила на основе светских сплетен представлению о Михаиле Александровиче, как беззаботном великосветском шалопае, он оказался весьма грамотным офицером. Расспросив Гаврилова, он в свою очередь пояснил, что ездил в штаб с донесением о боях Лейб-Гвардии Кирасирского, государыни Марии Федоровны полка.
— И трофеи сопровождали, — искренне, как-то по-мальчишески хвастаясь внимательно слушающим собеседникам, добавил он. — Но потери понесли солидные, — тут же добавил он, деликатно поясняя, почему именно его отправил в штаб командир полка.
— А… Дело при Хуаланцзы! В конном строю ведь атаковали? — уточнил фон Сиверс. И, получив подтверждение, жестко резюмировал. — Перед лицом пулеметов конница годится лишь на то, чтобы готовить рис для пехотинцев.
— Ну, вы просто несказанно преувеличиваете, Карл Августович, — возмутился, не выдержав, Джунковский. — Конница еще себя покажет!
За столом, как всегда при большой русской пьянке в хорошей компании, разгорелся спор о работе… И не важно, что сама работа была очень специфической, а один из присутствующих — наследником престола. Он, как и все присутствующие, получил ранение на поле боя и рисковал жизнью под вражеским огнем.
Тихий океан, Токийский залив, октябрь 1902 г
Давно устаревшее судно береговой обороны «Каймон» не списывалось из боевого состава флота только из-за недостатка средств на приобретение новых кораблей. И если бы не война, наверное, был бы списан самое большее через пару лет. Но потери более совершенных кораблей и необходимость хотя бы как-нибудь обозначить охрану и оборону Токио заставили выпихнуть и эту старую калошу в море. И теперь «Каймон» болтался в непогоду у входа в залив, ожидая смены — миноносцев, загнанных в гавани предыдущим штормом. Октябрьская погода отнюдь не радовала ни командира, ни экипаж престарелого кораблика. Шторм ушел, но сменившая его промозглая туманная мгла была немногим лучше. Разве что качало поменьше, да видимость сначала упала, а потом выросла до пары кабельтов, все же туман был не столь густ. И этот туман, если подумать, делал их болтание в море бессмысленным. Никто из вменяемых капитанов не сунется в эту мразь без особой необходимости, а если и рискнет — шансов обнаружить его у наблюдателей «Каймона» немногим больше, чем у монаха, уронившего на татами рисинку, в ее поисках без света фонаря. А раз так — то и не стоит особо надрываться, решили стоящие на вахте сигнальщики. Увы, самые подготовленные и надежные матросы в первую очередь отбирались на действительно боевые корабли. А на кораблях береговой обороны служили либо новобранцы, либо самые плохо подготовленные резервисты.
Именно расслабленностью наблюдателей можно объяснить, что они обнаружили приблизившийся к ним большой военный корабль, когда он подошел почти вплотную. И не сразу подняли тревогу. Пока командир — капитан второго ранга Такахаси просыпался от стука в дверь каюты, бдительно несущие вахту расчеты крейсера «Новик» не только успели оправиться от неожиданности, но и навели орудия. На пистолетной дистанции промахнуться было практически невозможно и русские сразу вколотили в устаревший композитный[9] корвет десяток сорокасеми- и стодвадцатимиллиметровых фугасов. Взрывы, звуки которых быстро заглохли в тумане, разнесли вдребезги борт корабля. Упрямые японские артиллеристы пытались как-то отвечать своему противнику, но «Новик» уже ушел вперед, в туман, а идущий за ним корабль оказался броненосцем. Которому все, из чего смогли выстрелить по нему комендоры японского корабля было, что коню укус слепня. В ответ прилетело несколько уже шестидюймовых фугасов, и злополучный «сторож залива» быстро исчез в волнах.
Туман начал рассеиваться вовремя, иначе русским пришлось бы лечь в дрейф. Но атакующим очередной раз повезло, если можно назвать везением сочетание расчета, отваги и совпадения случайностей. Рискнув пройти большими кораблями в тумане, по возможным минным заграждениям, даже несмотря на наличие идущих впереди специально оборудованных пароходов-разградителей, русские вышли к береговым батареям на «пистолетный» выстрел. Кстати, разградители, потерявшие курс и нисколько не прикрывшие основную колонну, не понадобились. Не ждали японцы такой наглости от неприятеля, корабли которого должны были чиниться после сражения у Шантунга. Да и перекрывать основные пути снабжения из США и Европы, создавая трудности и так опасающимся русских рейдеров пароходам купцов, никто не хотел. Вот и получилось в итоге, что неприятельские броненосцы и крейсера, все способные развить хорошую скорость хода и достаточно бронированные чтобы поспорить с береговой артиллерией, словно ниндзя внезапно прокрались к столичным берегам. И открыли огонь, смешивая с землей не успевшие еще проснуться батареи. Русские корабли обрушили на японские позиции град фугасных и сегментных снарядов. Последние, как выяснилось позднее, оказались не менее эффективны, чем фугасы. Огромные стальные стержни этой своеобразной крупнокалиберной шрапнели, предназначенные для пробивания корпусов миноносцев, с легкостью пронзали тела батарейцев, не прикрытых от огня сверху ничем. Да и орудия, оказавшиеся в зоне поражения, чаще всего выходили из строя, получив множество мелких повреждений.
После серии мощных взрывов на батареях мыса Канон и форту «Номер Один» начали просыпаться не только поднятые по тревоге артиллеристы, но и жители многочисленных городов залива.
— Ну что, господа. Пошла потеха! — адмирал Дубасов, взявший руководство этой авантюрой в свои руки, опустил бинокль и осмотрел стоящих на мостике «Ретвизана» штабных. — В рубку, господа. И передайте Якову Аполлоновичу, пусть начинает.
Адмирал Гильтебрандт, державший флаг на «Петропавловске», дожидаться формального приказа командующего не стал. Три корабля его отряда — «Петропавловск», «Двенадцать Апостолов» и «Владимир Мономах» проскользнули мимо не успевших отреагировать батарей в залив и устремились к Токио.
Впереди шел довооруженный семидесятипятимиллиметровыми пушками вместо мелкокалиберных орудий Гочкиса броненосный крейсер, готовый отразить атаки миноносцев. За ним, подняв стеньговые флаги и зарядив все орудия шли наскоро подлатанный «Двенадцать Апостолов», лишившаяся в последнем бою части орудий среднего калибра и, концевым — флагманский «Петропавловск». На мостиках кораблей, кроме офицеров стояли и гражданские шкиперы, ни один раз посещавшие Токио и досконально знавшие фарватер.