Киркой штробу пробивать.
— О-о-о! — протяжно охнули рудокопы и подхватив слова, слаженно и мощно запели вслед за королем.
Ранбарт радостно потрясая кулаками над головой не пел, а счастливо рычал вместе со всеми родичами потрясающие своей красотой и правильностью слова. Проходчик посмотрел на старейшину. Он упоенно пел вместе со всеми, но Ранбарт заметил, что почтенный глава рода чем-то весьма озабочен и украдкой посматривает на стоящих рядом весёловских кузнецов. Те тоже подпевали, но особого энтузиазма в их действиях заметно не было
Его Величество сделал паузу, немного отдышался и продолжил:
— Как учила меня мать
В кузне молотом махать
Ёгтель ногтель, половина когтель
В кузне молотом махать
— Арх! — словно единый организм отозвались кузнецы и под потолком пещеры, снова зазвучали слова последнего куплета.
— Подпеваем! Что молчите! — заорал Гербарт и весь его род мгновенно и с неподдельным энтузиазмом подключился к басовитому пению молотобойцев. Кузнецы настолько разошлись, что три раза подряд прогорланили столь понравившийся им куплет. Ранбарт подозревал, что распевали бы уважаемые кузнецы свою песню до самого утра, но это им не дал сделать король. Он резким, весьма непривычным для него жестом успокоил разбушевавшихся молотобойцев и жестко запел:
— Как учила меня меня мать
Оркам бошки отрубать
Ёгтель ногтель, половина когтель
Оркам бошки отрубать
На площадь Первого Горна упала тишина. Упала и разбилась на тысячи оторопело молчащих гномов. Никто не кричал, не размахивал руками. Молчал и король. Он широко расставив ноги и сложив на груди руки внимательно разглядывал лица стоящих перед ним подданных. Внезапно, где-то в толпе гораздо левее Ранбарта раздался звонкий, молодой голос:
— Отрубим! Ёгтель ногтель! Отрубим!
И тут же с противоположного края площади, там где стояли Хозяева Замков, звонко разнесся еще один юношеский крик:
— Отрубим все до единой!
Вслед за этим сиплый, басовитый голос прогрохотал: «Заткнись, сопляк» и донесся хлесткий звук затрещины.
У Ранбарта сдавило сердце, сразу вспомнился веселый, шустрый Орто. Эх… Где он сейчас? Его калеку наверно на праздник даже и не позвали. Надо найти, навестить друга…
Рядом с проходчиком завозился старейшина. Нервно теребя руками бороду, Гербарт повернулся к главе кузнечной артели, обменялся с ним коротким взглядом, еле заметно кивнул и страшно заорал:
— Отрубим!
Ранбарт никогда не слышал, чтобы старейшина кричал таким голосом. Даже прошлой зимой, когда в боковой туннель прорвалась лава и Гербарт выводил немногих оставшихся в живых рудокопов на поверхность, его голос звучал не так ужасно, как сейчас.
А уже через мгновение весь народ, словно один гном неистово выкрикивал короткое слово:
— Отрубим!
И столько боли и ненависти было сконцентрировано в этом слове, что казалось от рева толпы содрогаются не только своды города, но дрожат даже самые древние корни гор.
Первый раз за всю историю королевства королю на песенном празднике не удалось с первой попытке успокоить свой народ. Целых два раза Шлюксбарт поднимал вверх руку требуя тишины. И лишь на третий раз, король смог угомонить толпу. Его Величество легонько притопнул и веселым, даже несколько разухабистым голосом запел последний куплет песни:
— Как учила меня мать
наши горы возвращать
Ёгтель ногтель, половина когтель
наши горы возвращать
Народ внимал. Не слушал, а именно внимал. Гномы непроизвольно подавались вперед, становились на цыпочки и жадно ловили каждое слово, каждую интонацию короля.
Шлюксбарт замолчал, неуклюже развернулся и тяжело зашагал к своему креслу на помосте.
Ранбарт не мигая и даже не дыша неотрывно смотрел на короля, а в голове у проходчика бешеным молотом метались мысли. В силу юного возраста он не понимал, да и не мог понять что будет происходить с ним дальше. Но проходчик четко осознал, что вот прямо здесь, именно в это мгновенье закончилась его старое существование. И что впереди его ждет, неведомая, полная загадок и приключений новая жизнь. Чувство глубокой радости переполнило парня, а из глаз первый раз в жизни закапали слезы.
От бесконечной праздничной кутерьмы Шлюксбарт сильно устал. У него болели ноги, противно ныла спина и мучила одышка. Поэтому возможность спокойно отдохнуть в своих покоях воспринялась Осиповым, как спасительное избавление. До начала пира в тронном зале оставалось еще минут десять. Правящий класс королевства в полном составе уже занял места возле стен и с нетерпением посматривал на ломящиеся от изысканных деликатесов столы и томился в почтительном ожидании появления Его Величества. Король в подобных случаях всегда приходит последним, усаживается на трон и милостиво отправляет в рот первый кусочек снеди, таким образом официально открывая вечеринку.