— О чем?
— О том, что создатель Колобка сам эксмен! Ну ты сама посуди, могли эксмен создать приличное изделие, как ты считаешь?
— Не мог, — честно ответила Ольга, глядя на растерзанную кулебяку.
— Вот-вот, не мог. А значит, у него вылепился не Колобок, а Кривобок, и сказку надо переименовывать. Далее: может ли беглый Кривобок ровно катиться по дорожке? Ни в коем случае. Его турпоход должен быть таким: то о пень ударится, то в канаву свалится. Он в грязи, в занозах, в лягушачьей икре, он сам не понимает, куда в следующую секунду покатится, — ну типичный перепуганный беглый! И своей безудержной похвальбой он маскирует смертный ужас! Короче говоря, высказала я свои соображения девчонкам, а они только рты разевали, и вернула им текст на доработку. Пусть потрудятся. И это еще чепуха, тут недавно хуже было!.. — Мама возмущенно фыркнула.
— Что такое? — заинтересованно спросила Ольга.
— Пришла самотеком перелицовка «Мухи-Цокотухи». Ну, эту сказочку ты должна помнить. В перелицовке сначала вроде текст как текст, сороконожки и бабочки оставлены, клопы и тараканы, разумеется, убраны. Злодейский паук с самого начала был просто находкой: руки-ноги веревками крутит, покушается на убийство при отягчающих обстоятельствах, словом, тянет на вышку. Но далее? Само собой, спасти муху должен не какой-то эксмен-комарик, а полноценное существо женского пола. И некая Мария Цыпкина — так подписано — лепит: «Вдруг откуда-то летит маленькая пчелка, и в заду ее торчит жало, как иголка». Каково?!
Ольга захохотала.
— И ничего смешного! — обиделась мама. — Явное глумление. Чуть раньше, где про паука, еще того хуже: вонзает он в муху совсем не зубы… На том, наверное, основании, что «в уголок поволок». Кошмар! Во-первых, сексуальное преступление, а во-вторых, это даже не инбридинг, поскольку пауки и мухи принадлежат к разным классам членистоногих. Это хуже! Финал тоже ни в какие ворота: пчелка и спасенная муха устраивают лесбийскую свадьбу. Извращение налицо, причем напоказ: пчелка «муху за руку берет и к окошечку ведет», чтобы всему свету было видно это распутство. Естественно, я звоню куда следует, находясь в полной уверенности, что под человеческим именем безобразничает какой-нибудь ополоумевший эксмен. Ну, думаю, я этому пакостнику самому жало в зад вставлю! Полуметровое! Зазубренное! И что же в конце концов оказывается?..
— Обратный адрес, разумеется, фальшивый? — поинтересовалась Ольга.
— Настоящий! — Мама всплеснула руками. — В том-то и ужас! На самом деле эта Мария Цыпкина — сопливка четырнадцати лет! Мне сверху строгое внушение: почему для ерунды серьезных людей от дела отрываю? Никаких эксменов, а просто юная хулиганка…
— Факт хулиганства надо еще доказать, — заметила Ольга. — Похоже, просто дурь и подростковые комплексы на базе возрастных гормональных штормов. У нас с таким контингентом психологи работают.
— И успешно? — фыркнула мама.
— Когда как. Чаще — да.
— Чаще!.. В чаще звери плодятся, а вы с ними цацкаетесь. Брать бы этот твой контингент сразу на интенсивную трудотерапию, и никакой гормон не заштормил бы.
— Нужна сильная рука? — Ольга согласно покивала. — Ну и кому ты это говоришь? Сержанту полиции? У нас в отряде все так думают.
— Будто бы? — прищурилась мама. — Все вы, молодежь, на словах за порядок, а как дело дойдет до закручивания гаек, так сразу вспоминаете о гражданских свободах.
— Кто же и закручивает гайки, как не полиция? — подковырнула Ольга.
— А, полиция! — Мама махнула рукой. — Когда вы нужны, вас не докричишься. Соревнования еще устраивают, полные стадионы собирают! Работать только некому.
— Между прочим, если бы каждая умела нормально телепортировать, работы у полиции было бы вдесятеро меньше.
— Если бы власти думали о людях, лазать в Вязкий мир приходилось бы только тем, кому это нравится, — парировала мама.
— То есть мне, — констатировала Ольга, набирая очко в давнем споре с мамой по поводу выбора профессии.
Мама поперхнулась. Откашлявшись и отдышавшись, глотнула вина, не предложив тост. Держана паузу, как видно, обдумывая очередную и на этот раз сокрушительную педагогическую сентенцию, долженствующую направить неразумную дочь на путь истинный.
Тут-то и запищал телефон. Ольгу снесло со стула.
— Да? Да. Кто?.. Какой пропуск, куда?.. Да. Да. В девять?.. А в чем дело?.. Не поняла. Почему я?.. Завтра? Ладно, договорились. Но вы же понимаете, что я обязана сообщить… Вот как? Ну хорошо. Буду. До свидания.
Трубка шмякнулась на рычаг. По старой привычке озадаченно теребя мочку лишенного серьги уха, Ольга прошлась взад и вперед по комнате. Что бы означал этот звонок из Департамента?
— Начальство? — встревоженно спросила мама. — Что, вызывают? Прямо сейчас?
Ольга помотала головой:
— Нет, не начальство. Вызывают, собственно, на завтра. Но позвонить начальству мне придется прямо сейчас…
4
Среди великого множества разнообразных привилегий, органически присущих тем или иным группам людей, привилегия астрономов является, пожалуй, наиболее странной: гораздо тщательнее, чем остальное человечество, вглядываться в то, чего давным-давно нет. Кто бы ни сотворил мироздание, он по сию пору должен хохотать над своей стародавней шуткой — невероятно широко раздвинуть пределы Вселенной, одновременно наделив свет смехотворно малой по сравнению с ее размерами скоростью.
Миллиард лет назад одно из заурядных шаровых скоплений, увлеченное притяжением Большого Магелланова Облака, проходившего тогда сквозь дальнюю периферию Млечного Пути, изменило свою орбиту. С галактикой-гигантом не очень-то поспоришь, и удаляющаяся галактика-карлик не сумела утащить скопление за собой. Пигмей никогда не победит сумотори в перетягивании каната. Растрепанное Облако лишь чуть-чуть подтолкнуло скопление в самой дальней от Ядра точке его траектории.
Этого оказалось достаточно.
За четыреста миллионов лет до того, как по илистому дну первобытного океана Земли неуклюже прополз первый трилобит, судьба живой материи в Галактике была решена. Самоорганизация, усложнение и эволюция действуют лишь там, где им позволяют действовать более простые и более могучие законы природы. У простейших слизевидных существ, кишмя кишевших в каждой капле морской воды, впереди была долгая, драматическая и славная история, и все же однажды ей предстояло прервать свое течение.
Перескочив на более вытянутую орбиту, звездный колобок, состоящий из полутора миллионов тусклых красноватых солнц, сделал два оборота вокруг центра Млечного Пути, то почти касаясь Ядра, то уносясь прочь и поднимаясь высоко над галактическим диском с его спиральными рукавами, облаками светящегося газа и полосами пыли. Его путь едва заметно искривляли карликовые галактики в Скульпторе и Печи — ничтожные пародии на звездные системы. На его орбиту влияло тяготение Ядра, спиральных рукавов и невидимой темной материи.
Не касательное, а лобовое — центр в центр! — столкновение с Ядром ждало его на третьем витке.
Оно произошло тогда, когда на просторах Евразии уже господствовали кроманьонцы, когда Великий Ледник только-только начал подтаивать с краев, когда в холодных степях повсеместно водился волосатый мамонт, а южнее доживали свой век последние мастодонты и махайроды. Много воды утекло с плавящегося Великого Ледника, пока еще было чему плавиться, изменился животный мир, и высшая форма живой материи принялась успешно перекраивать лик планеты, вовсе того не жаждавшей. Чередом прошли неолитическая, металлургическая, промышленная, научно-техническая и информационная революции, человечество в муках изжило многочисленные заблуждения вроде противоестественной идеи всеобщего равенства, открыло в себе новые, небывалые способности, загнивший на корню безмозглый патриархат сменился Путем Обновления, и вопрос о сохранении человечества как вида перерос категорию зыбкой надежды, обернувшись твердой уверенностью — хорошо аргументированной, но легко принимаемой и без доказательств.