Удрученно вздохнув, Дама закрыла глаза:
— Что он пишет, угадать невозможно. Ему в голову может прийти все, что угодно. Это непредсказуемо. Но насколько я знаю, он должен был попытаться исправить все случившееся с Анечкой и Дикообразцевым. Он потому-то так и спешит!
Оглянувшись на Кавалера, который с отрешенным лицом строчил, строчил по папирусу, Соринос покачал головой и сказал:
— Досточтимая королева, запомните! Автор никому ничего не должен. Никогда! У него получается только то, что у него получается. И что-либо изменить он не в силах.
— Как же так? — не поверила Дама. — Ну а если автор поймет, что у него получается плохо, что люди, которых он создал, несчастны…
Соринос развел руками:
— Значит, так и должно быть… Счастливыми или несчастными люди становятся сами. Автор, которого надо писать с прописной буквы, он только дает людям жизнь. Если он — Автор… Он дает им жизнь и отходит в сторону. И наблюдает за ними. Но вмешаться, поправить что-то, Автор бессилен… Во все времена к Автору обра щались с просьбами, от него требовали, его обвиняли в бездушии. И все потому, что сами боялись изменить свою жизнь. Пусть, мол, это сделает он… Его ругают и проклинают за, якобы, бессердечие. И так мало любят, так редко благодарят за то, что он дал людям жизнь, дал душу и непостижимую возможность выбора… Я бы на месте его по меньшей мере обиделся. А он все терпит!
Все прощает!
Слушая эти слова, Дама кусала губы, а на глазах у нее набухали слезы.
Соринос замолчал. Пламя потрескивало в камине. И скрипело, прося о пощаде, перо, не поспевая за мыслью Автора.
— Страшные вещи вы говорите, — собравшись с духом, сказала Дама. — Мы так надеялись, что он помо жет Анечке и Дикообразцеву! Ведь она любит Алек сандра Александровича самозабвенно, да и он, как мне кажется, любит ее. Почему же все так нелепо случилось?
Дама встала и заходила перед камином. Лицо ее было несчастным, прищуренные глаза не видели ничего вокруг. Остановившись перед Сориносом, Дама спросила с затаенной надеждой, скрыть которую ей не удалось:
— И что, никто другой тоже не в силе помочь им?
Даже… мессир?
Соринос ответил усмешкой многозначительной:
— Мессир? Не думаю, что от его вмешательства им станет лучше, как этого хотите вы. Но…
— Да! — Дама знала, что он скажет «но». Знала, чувствовала! Ибо как поверить в такое, что двум любящим людям помочь не может совсем никто? — Говорите, говорите, Соринос! Кто в состоянии что-то исправить? Назовите его, и я упаду ему в ноги! Так кто же?
Соринос как выдохнул:
— Вы.
— Я?
Пламя в камине встревоженно загудело. Словно эхо в пещере от тысячи голосов, разбуженных-тонким, но ясным лучиком света, упавшим из сумрачной высоты.
— Я? — Дама смотрела в лицо Сориносу, но видел даль голубую бездонного неба, степь, залитую кровьюцветущих тюльпанов, и два силуэта, мужской и женский уходящие в степь, уходящие в небо.
Силуэты держались за руки. Знакомые силуэты…
— Как? Как я могу им помочь? — вновь увидев пере собою Сориноса, хрипло спросила Дама.
Движеньем руки Соринос ей указал на аквариум странным образом вместе со столиком, на котором стоял он, возникший перед камином.
Разноцветные рыбки, большие и крошечные, мелькали среди сочных подводных растений.
— Видите этих рыбок? — спросил Соринос.
— Конечно!
— Вы можете любоваться ими сколько угодно. Вы праве кормить их и не кормить, — объяснял Соринос серьезно и даже мрачно. — Вы можете менять им воду и не менять. Но вмешаться в их игры, участвовать в них вы не можете. Так?
— Не могу, — согласилась с ним Дама, уже начиная догадываться, к чему идет речь.
Соринос прикрыл глаза:
— Да, вы не можете вмешаться в их игры до тех пор, пока вы находитесь здесь, по эту сторону стекла, в нашем мире…
— Но если я окажусь в аквариуме… — от счастливой догадки у Дамы глаза вспыхнули и засияли.
— Правильно! — подтвердил Соринос. — Для того, чтобы хоть как-то вмешаться в их игры, вам надо оказаться в аквариуме!
Дама от радости закусила губу, но не заметила боли.
— Что я должна буду сделать?