Осталось два шага.
Палец Освальда надавил на спусковой крючок арбалета. Дверь управы испуганно распахнулась. Взволнованная женщина вылетела на крыльцо. Держатель стрелы арбалета начал тонуть.
С криком «Стойте!» женщина понеслась по ступеням прыгая через одну.
Дикообразцев уже протянул руку навстречу ручке машины.
— Стойте!
Палец Освальда отжал спусковой крючок до предела.
Дикообразцев остановился и стал оборачиваться в недоумении.
Стрела арбалета рванулась вперед. Женщина бросилась Дикообразцеву на грудь. Дикообразцев не устоял и начал падать. Стрела с шипеньем вонзилась женщине под левую лопатку.
— Мария? — падая вспомнил Дикообразцев имя той женщины.
Он рухнул на спину, ослепительно стукнувшись головой об асфальт. Женщина лежала на нем, обнимая за шею. Взгляд, взывающий к Дикообразцеву, угасал.
Неторопливо джип свернул в переулок и, только выехав на улицу Вольного Новгорода, взревел мотором и полетел.
— Мария? — теряя сознание, изумился Дикообразцев.
И уже в тумане расслышал, как женщина прошептала:
— Вар-Рав…
Мария из Цобы стала первым его испытанием.
Ему было так радостно рядом с ней, так тепло от ее восхищенного взгляда, так покойно, когда он знал, что Мария ждет его в доме и волнуется, если его долго нет.
Они о любви никогда с ней не говорили. Они не хотели слов.
Только однажды Иосиф, глядя под ноги, спросил его:
— Ты знаешь, что дочь моя любит тебя?
— Знаю, — смутился Вар-Равван.
Иосиф вздохнул:
— Ну что ж, ты человек хороший. Ты нам не сделаешь зла, я верю. Но мне кажется, долго жить так нельзя. Это трудно и ей, и тебе…
Вар-Равван кивнул:
— Я скоро уйду… Я не знаю, хороший я человек или плохой, но со мною вам счастья не будет… Меня ищут римские власти. Рано иль поздно, но они доберутся и до вашей гостеприимной Цобы.
— Что ты сделал? За что тебя ищут?
— Я просто выбрал свою дорогу.
— И это не та дорога, которой ты шел раньше, — сказал, не спросил, Иосиф.
— Совсем не та, — подтвердил Вар-Равван.
Иосиф покачал головой:
— Я это понял сразу. Ты — особенный человек. Жизнь твоя будет трудной. Хороший плод стараются все сорвать.
— Вот я и не хочу, чтобы Марии досталось часть моих трудностей.
В упор поглядев на него, Иосиф сказал:
— Ей будет трудно, хоть ты останешься, хоть ты уйдешь. Влюбленной женщине счастье неведомо… Но если я что-нибудь понимаю, то тебе предстоит долгий путь, очень долгий. И Мария станет обузой, если пойдет с тобой. С нею тебя поймают быстрей. Поэтому уходи один.
И он ушел из маленькой Цобы. Ушел от Иосифа, от Марии. Ушел от первых людей, слушавших его проповеди.
Мария с двумя подругами решила нагнать его, но не сумела. Они так и ходили за ним. Из деревни в деревню, из города ъ город. Слушали, запоминали, записывали, что говорили о Вар-Равване люди, и пересказывали потом в других деревнях, где он не был.
Но никогда… никогда они больше не встретились. Мария и Вар-Равван. Никогда.
…Увидев, что Дикообразцев цел-невредим, что он потерял сознание лишь потому, что ударился головой, крепыш взбешенно сжал кулаки, ругнулся вполголоса и направился на Трехсвятскуго, пожалуй, самую шумную улицу города, к тому же и пешеходную.
Там, затерявшись в толпе, отойдя в сторонку, Санек достал из кармана радиотелефон, набрал нужный номер и сказал:
— Клиент здоров… Так получилось… Да, сейчас буду.
ГЛАВА 18 ОЧЕВИДНОЕ НЕ ЕСТЬ ПОНЯТНОЕ
Стрела, с шипеньем вонзившаяся под левую лопатку Марии и разорвавшая сердце, была не совсем обычной. Вонзившись, она тут же как бы растаяла, не оставив никакого следа. Только разорванное сердце.
Но ведь сердце же рвется и от любви, и от ненависти. От радости и разочарованья. Это известно всем.
Это было известно и врачам скорой помощи, примчавшейся к управе и засвидетельствовавшим смерть.
От чего? Разорвалось сердце…Почему?
Э-э-э… Бесспорных причин не видно. Вскрытие объяснит.
Кстати, кто эта женщина? Одета престранно, документов при ней никаких. Сержанты Гадюшин и Черпаков, дежурившие в управе, говорят, что она минут пятнадцать ходила по коридору, словно кого-то ждала, а потом вот бросилась за вами, товарищ Дикообразцев. Кричала «Стойте!». Вы ее знаете? — это взялись за дело прибывшие из прокуратуры.
Александр Александрович, чувствовавший слабость и головокруженье, невнятно ответил: