— Я не смогу, — билась в голове дурацкая мысль, и руки опускались,но затем в голову пришла гениальная мысль. — А что если я отключу голову?
— Во славу плети! — как дурак заорал я первое, что пришло в голову, удивив всех собравшихся. Они явно не ожидали, что я смогу произнести хоть что-то связное, но никто ничего так и не понял, а мой разум начал привычно отъезжать, только тело все действовало.
А я, хихикая словно идиот, разделив сознание управлял телом, стараясь не думать, и вот работа закипела. Со скрипом суставов, треском сухожилий, но работа пошла. Я носился к телегам словно безумец, сначала перетаскивая по одному блоку, а потом по два, по три, по четыре…
Тело работало не чувствуя веса и не зная усталости, но я ощущал как внутри натягивается струна, готовая лопнуть в любой момент. Но что это за струна я не понимал, да и не мог бы понять, ведь раньше я ее не ощущал.
Блок, второй и вот заполнена одна телега, затем вторая, третья. А гора из камня тает, даже мне заметно, только вот что-то рука болит, ну ничего, поболит и пройдет, блок, еще блок, ноги уже еле передвигаются. Что-то резко темно стало темно, нет, вот опять светло. Глаза режет и что-то в спине щелкает, но я все продолжал и продолжал свой нехитрый, но тяжкий труд, который вдруг стал даже веселым.
— Ры-ы-ы-к! — взревел где-то сзади раненым зверем Махшуд. Похоже, что он пришел проверить охрану и заодно принес мне мой обед, то есть драгоценный допинг. — Рык, остановись! Ты себя убьешь! Рык, очнись!
Я остановился и с непониманием смотрел на то, как два десятка рабов безвольно валяются на земле у телег, не в силах успеть за мной. Они должны менять полные телеги на пустые, но не справились даже с этой простой задачи. Вот слабаки, я даже не запыхался, а они будто упали там, где стояли. А у последней полупустой телеги, стоя на коленях, молились два торговца, вознеся руки к небу. Я прислушался к их голосам и с удивлением осознал, что раньше и не слышал этого шума, для меня существовали лишь каменные глыбы и телеги, куда я их грузил.
— О, великий Осирис, царь усопших, о, Мать всего сущего, заберите в край свой этого сумасшедшего, — кричал торговец. — Он оскорбил нас своим видом и действием, не должно подобное зло ходить по земле, которую освещаете вы своим священным светом. Не может он ходить под твоим светом, не должен существовать он среди рабов твоих.
— Деньги, мои деньги, денежки! Неужели я проиграл? — кричал другой.
— Рык, — подходя ко мне с вытянутыми руками, проговорил Махшуд. — Рык, остановись, ты стал уже краснее, чем раскаленный металл.
— Хра, — выдохнул я, чувствуя, как пылают мои легкие и как боль пронзает мой бок, и три блока килограмм по пятьдесят выпали из моих рук.
— Присядь, — аккуратно коснулся моей руки Махшуд. — Ария говорила, что может быть и такое, но я не думал. Да ты горячий как сковорода!
Я со скрипом во всех суставах сел на выроненные блоки, чувствуя, как бешено бьется сердце, как разрывает болью все мышцы и как одновременно их сковывает, да так, что я не могу двигаться. На мгновение мне показалось, что сердце пропустило удар.
— Да что ты за дурень! — проорал Махшуд мне в ухо, когда мое сердце остановилось, а грудь сделала последний вздох. — Ты убиваешь себя!
Махшуд насильно открыл мне рот, вливая из кувшина какую-то густую жидкость с солоноватым, металлическим привкусом.
— Кровь, — промелькнула со страхом мысль в моей голове, но я уже почувствовал, как жизнь начала возвращаться ко мне. Как чудесный напиток наполнил меня жизненной силой, когда, казалось, мой источник жизни выгорел. Я, наконец, понял, что за струну я чувствовал и был рад, что она все же не порвалась. Сердце забилось ровно, боль начала уходить из тела, а мышцы снова налились силой.
Отдышавшись, я вырвал кувшин из рук Махшуда и начал жадно его опустошать, всего минуту назад я был на грани, и, кажется, мне повезло. Как вообще можно было так быстро нащупать свой предел, границу, за которой человек как загнанная лошадь? Многие годы могут пройти, прежде чем ты увидишь эту черту.
— Ирхат, Харэн, схватили ведра и быстро к колодцу. Рыка надо остудить! — кричал Махшуд. — Изрэиль, бегом к госпоже, расскажи ей что видел. Нет, лучше покажи, раскрыв перед ней свою память.
— О, Махшуд, ваш раб же сдохнет? — взмолился и упал на колени владелец каменоломен. — Махшуд, я дам тебе двадцать монет, если скажешь, что он больше не встанет!