Я терял себя, мысли пытались измениться, но я сражался то с тьмой, то с огнем. Я поднимал валун, что пытался раздавить меня в моем же разуме, я сражался, приходя в сознание лишь изредка. И с удивлением узнал, что мое тело без разума все это время действовало, а не валялось где-то на полу. Меня мыли в какой-то канаве, а затем я валялся в углу какой-то клетки, видя над собой то солнце, то луну. Время летело, но мне было плевать на часы, я чувствовал, что если сейчас проиграю в мысленной схватке то Я, личность, которую я знал и создал, исчезнет.
Голова не хотела соображать и все время хотелось есть. Приходя в себя я кидался на то, что выдавали мне кидая на пол, и съедал все без остатка, хоть чашку плесневелого риса или кусок прелого хлеба едой было сложно назвать, но мне нужна была еда, и этих крох моему телу не хватало. Я пытался говорить в редкие моменты ясности разума, но каждый раз, как только я произносил пару слов, силы покидали меня и разум оставлял меня. Стало ясно, что говорить лучше и не пытаться, и стоило мне мысленно сформулировать это правило, как в разуме словно лопнула струна и мне стало легче противостоять давлению на разум. И вот я вновь пришел в себя, наблюдая, как чья-то немытая рука вырывает из моих рук черствый, покрытый плесенью хлеб. Мой хлеб, еду, которую я так желал, то, что могло спасти этот тело! Голод и измотанный разум внутри подстегнули злобу, что уже готова была вырваться из моей души. Злоба, что родилась во время сражения за память и разум захлестнула меня. Вы хотите отобрать у меня все? Сначала разум, память и знания, а теперь даже этот гребаный кусок хлеба? Ну уж нет, не позволю.
— Мая булка! — орал беззубый громила, что в моих глазах выглядел коротышкой, махая передо мной каким-то самодельным ножом.
— Ах ты! — начал я злиться, но как только произнес первые слова мой разум начал тухнуть, и я, едва не упав на пол оборвал себя на полуслове.
Разум стал чистым словно родниковая вода, я же еще не отошел от глупой смерти в метро и сейчас этот проклятый нож очень бесил меня. Не думая долго я ударил первым в нос громилу, а у моего живота мелькнул нож, но не достал. Я же перехватил руку, что мгновение назад отобрала мой хлеб, и вынул нож из его немытой руки. Мне было уже без разницы, где я и что происходит, я хотел есть, и еще меня попытались убить, и потому я отвечу тем же, только покажу как надо. Нож вошел в горло бугая с всхлипом, и только после этого я обернулся и осмотрелся.
— Я соткан из двух личностей, — одарив напоследок умирающего взглядом, подумал я. — И если надо, я убью любого, без сомнений и жалости.
Просторная клетка, в которой кроме меня находилось еще около десятка низкорослых людей. Они смотрели со злобой в мою сторону, но пока не решались нападать. Мне было плевать на них, меня не интересует этот сброд, я поднял с пола покрытый соломой ломоть хлеба и откусил кусок, держа в другой руке окровавленный, грубо изготовленный нож. И какой же была вкусной эта еда, я старался не уронить ни единой крошки. Я не мог успокоить эту толпу, что явно скоро набросится на меня, и договориться не получится, говорить мне сейчас тяжело. Про кастрацию разума я помню и она работает — каждое слово может отрубить меня, а возможно и искалечить мой и без того сшитый из двух личностей разум. И нет, это все не сон, ноги дрожали от эмоций, что били через край, но я разберусь со всем этим, надеюсь, не погибнув при этом. Новый мир, новая жизнь и новый я.
Когда толпа оборванцев уже хотела наброситься на меня словно стая диких собак, внезапно наступившую напряженную тишину нарушил мелодичный женский голос, который просто не мог оказаться в клетке, полной немытых рабов, таких же, как и я.
— Дайте угадаю, вот это? Оно мое?– послышался нежный, немного удивленный женский голос.
Я покосился в сторону огромной клетки, там стояла девушка, укутанная в черную ткань с прикрытым лицом, видны были лишь ее блестящие, черные глаза. Симпатичные глазки, но я чувствовал в них силу, пусть я сейчас инвалид по магии, но моя интуиция выла, что приближаться к этой девушке лучше не стоит.
— Вы правы, госпожа, — крутился около нее бородач в чалме, постоянно сгибаясь в поклоне. — Это существо лучшее, что мы могли бы найти, но, по правде сказать, оно и самое дорогое из всего товара, что мы сейчас рассматривали.
— Он словно зверь, — шагнула к решетке девушка, не отрываясь смотря на меня, и я увидел как посередине моей клетки с легким шипением появилась серая, сотканная из дымки стена, разделяя на две половинки клетку. В одной части осталась злобная толпа рабов, а в другой я, стоя на окровавленном, дощатом поле и жуя хлеб, а возле меня лежало еще теплое тело того, что посмел отобрать у меня еду.