— Это зеркало Агиза, — устало проговорил Харон, стоя перед зеркалом, в котором он почему-то не отражался, как и Харум. — В нем отражается лишь то, что должно случиться, но из всего отряда никто не отражается, и, как я смотрю, даже вы…
— Но я вижу, — проговорил я.
— Ты же видящий, Рык! — радостно проговорила Сира. — Точно, ты видишь сокрытое, так, и что же ты видишь?
— Что ты видишь, Зверь! — потерял спокойствие Харон. — Какой я в зеркале⁈ Что ты видишь, говори!
— Не только ты видишь, светящийся. Ох и дохляком же ты станешь в старости, все твои мышцы словно пропали, и ходить ты будешь без рубахи, — вдруг проговорил помрачневший Махшуд, что раньше всегда был веселым. И сейчас он смотрел именно на себя, особенно пристально на ту прозрачную корону над головой. — А вы, Харон да Харум, добьетесь высоких высот. В отражении вы выглядите счастливыми!
— Правда? — спросил Харон. — Как я выгляжу?
— Помолодевший, весь в золоте, и в руке посох, черный, с рубинами.
— Посох архимага! — выдохнул Харум. — А я? Зверь, что ты видишь?
— Я в этом не особо понимаю, — проговорил я, смотря на корону Махшуда и на Сиру, что светилась холодным светом. И от созерцания их отражений мне почему-то становилось грустно. — Вы в золотом халате, на вашей голове серебряная чалма, а руки усыпаны драгоценными перстнями.
— А еще пояс с двумя саблями, с ножнами из черного камня, — смотря на ничего непонимающего Харума, помог мне Махшуд увидеть то, чего не было в зеркале. — Более ничего не видно, прости нас, Харум.
— Сабли из черного камня, — неживым голосом проговорил Харум и сел прямо на каменный пол, схватившись за голову. — Неужто я стану личным советником императора? Этого просто не может быть.
— Зеркало Агиза никогда не врет, — усмехнулась Ария, посмотрев на зеркало блуждающим взглядом, ни она, ни Хария, ни Сира ничего не увидели. — Рык, весь наш отряд там есть?
— Да, — утвердительно кивнул я.
— Даже я? — оживилась Хария, а её отражение от этого возгласа будто ожило и остальные отражения вдруг от неё отпрянули.
— Есть-есть, красивая такая, — проговорил Махшуд, не отрываясь смотря на черное зеркало. — Ух какие румяна на щеках, а какая коса у тебя на плече. Вот сразу видно — вылитая смерть для всех мужиков, но одеты мы не богато, как и сейчас. Ничем не отличаемся.
— Неудачники, — выкрикнул на нас с пола Харум, смотря на зависшего в своих мыслях Харона. — Вы не станете такими как мы, так и останетесь никем, хоть и жить будете и пройдете башню.
— Зато мы отражаемся, как и вы. — усмехнулась Хария. — Значит, не умрем, пройдя через это зеркало.
— Зато я теперь знаю свое будущее! А вы знаете свое! Ваш Зверь будет немощным нищим, у которого даже нечем прикрыть спину! — рассмеялся Харум. — Я же стану советником самого Императора! А Харон будет архимагом, да я никогда бы не коснулся зеркала Агиза, но знать свое светлое будущее никогда не помешает!
— Да заткнись ты, — зло проговорил Харон. — Вы готовы коснуться проклятого зеркала Агиза?
— Готовы, — твердо заявил за весь отряд Махшуд. — Собирайте проходчиков, пусть готовятся идти сразу за нами.
— А им вы не расскажете, как они отражаются? — Спросила Хария.
— Не стоит понижать их боевой дух, — лучезарно проговорил Харум. — Что если этих несчастных не будет в зеркале?
— Мы оставляем вас, — проговорил Харон у выхода из шатра. — Готовьтесь, шестой этаж встретит вас первыми.
— Пошли уже, — практически вытолкнул Харона из шатра Харум. — Кто бы мог подумать, ты станешь архимагом!
Когда они вышли из шатра настала тишина, мы слушали, как удаляются их шаги и как уже вдалеке они раздают приказы.
— Харум не отражался в зеркале? — спросила Ария, сделав первый шаг к зеркалу одновременно вместе с Махшудом. — Ведь так?
— Не было там ни его, ни Харона, — усмехнулся Махшуд, обнажая свою саблю и касаясь острием зеркала, от которого тут же пошла рябь, словно от водной глади. — Пошли, мы должны оторваться от этих лепешек в хлеву. Раз уж мы отмычки, то заодно станем и сборщиками усиливающих печатей, а потом поговорим с ними. Никто не против стать сильнейшими?
— Я не против, — печально проговорила Хария. — Эх, я надеялась в будущем стать магистром жизни, в белом платье и с золотым жезлом.