— Вы справились! — рухнул на стул старик, и прикрыл руками лицо, его голос дрожал. — Вы последние, в башне больше нет людей.
— Сколько нас не было? — спросил я, убирая нож за спиной.
— Тридцать дней, из них первые десять дней вас ждали, — проговорил старик.
— Кто ждал? — спросила Ария.
— Они на площади, сами увидите, — встал со стула старик.– Следуйте за мной, члены совета.
Старик подошел к каждому из нас и вручил по кольцу с голубым камнем. Когда я надел кольцо камень на нем моментально почернел, а затем вновь стал голубым, однако у остальных камень на кольце приобретал свои цвета. У Арии красный, у Сиры белый, у Махшуда, почернев, вообще не изменил цвета, да так и остался черным, а у Харии камень позеленел. Глава города повел нас по коридорам нулевого этажа и тихо рассказывал нам о том, что произойдет после того как мы выйдем на площадь. Сейчас закат, а ночью он придет к нам, чтобы нанести татуировки количества этажей. Такова традиция, и если мы захотим, эта татуировка станет невидимой для чужого глаза, кроме разве что видящих, которых можно по пальцам пересчитать. Хотя подобное мало кому нужно, ведь татуировка это не просто какое-то число, это сила, с которой стоит считаться. Также говорил старик и об Арии, она подтвердила желание стать главой города, что теперь сделать было легче простого. Она последний выживший проходчик, и единственный, что претендует на эту должность, ведь старику хочется уже уйти в мир иной, но при этом он хочет все же успеть передать свой пост, как того требует традиция.
Огромные каменные ворота со скрипом открывались перед нами и яркий свет бил нам в глаза и безумно слепил, не давая толком рассмотреть что творится снаружи. Огромная площадь была заполнена людьми, что разом зашумели, закричали, увидев, что открываются ворота, которые были заперты целый месяц.
— Идут! Башня пройдена! Где Харон, кто там, Саиди⁈ Кто вышел⁉ — возбужденно кричали люди, и чем шире раскрывались ворота и показывали лишь нас, толпа срывалась то в плач, то в проклятия.– Эта сука жива, Зверь жив! Где мой сын, где отец! Где мой брат! Отвечайте!Твари!
Но вот эти крики, полные боли, постепенно стихли, и до наших ушей донеслись совсем иные слова. Когда глаза привыкли к свету мой отряд сделал шаг вперед. Лишь небольшую часть площади занимали местные жители, вокруг же, насколько хватало глаз, стояли воины в блестящих доспехах, и было их многие тысячи.
— Хра-а-а! — в едином порыве проревело войско. От них отделился мужчина с флагом на копье, что побежал прямо на нас, но на полпути словно споткнулся и пал на колено.
— Мы дождались вас, господин! — прокричал воин, стоя на колене и не поднимая глаз. — Как только колдуны сказали, что вы ждете нас, мы стеклись, словно ручьи в одну реку и прибыли выполнить любой ваш приказ. Мы пришли, чтобы смыть кровью свой позор!
— Хра-а! — выдохнули тысячи глоток, и войско в едином порыве встало на колено.
— Мы ждем вашего приказа, господин! — рев тысячи голосов слился в единый голос, а мы смотрели на Махшуда, который скромно улыбался, и как мне казалось, даже стеснялся того, что происходит на площади.
— Я вернулся! — прокричал Махшуд шагнув к воинам, и, набрав побольше воздуха, прокричал что было сил. — Я вернулся, чтобы забрать то, что у нас отняли!
— Хра-а-а-а-а-а! — ответило ему войско, а Махшуд повернулся к нам и, улыбнувшись, произнес.
— Не откажетесь ли вы посетить мой костер в последний раз? — проговорил Махшуд — Как друзья, перед тем как я отправлюсь на верную гибель.
Глава 21
Дым от костра стелил по небу как надо, вдохнув покрепче вечерний воздух я улыбнулся звездам, что смотрели с неба на наш костер. Вот она, свобода, где я не ожидаю каждую секунду смерти. В воздухе спокойствие, вокруг меня мои друзья, а по кругу передается чаша с вином, что раньше я не пробовал, а над костром кипит огромный котел, в котором шкворчит ароматное мясо, и вокруг меня сотни таких же костров, откуда доносятся песни.
Дивные и мелодичные, на вечные темы о жизни и смерти, дружбе и предательстве. Пели и про Калибана, и о священном городе, родом откуда этот народ. О том, как город был основан чудовищем, Калибаном, что стал покровителем народа Махшуда, в честь которого и назвали ныне утерянный века назад город. Проклятый Калибан же до сих пор присматривал за своим народом, только это слово было не совсем его именем, а больше званием раба, что стал свободным, скинув с себя цепи богов.