Потом вышел на связь Писаревский, рассказал, как идёт расквартирование батальона. Только закончили разговор, вбежал дежурный.
— Товарищ капитан, там пленного поймали. Готов дать сведения.
Вместе с пленным, невзрачным рыжеватым мужичонкой, одетым в старую рабочую спецовку, в комнату проскользнула худая черноволосая женщина.
— Это я его привела, товарищ командир. Вернее, он сказал, чтобы я его привела. Он не хочет воевать, он сам остался…
Женщина тихонько заплакала. В тишине вдруг отчётливо послышалась далёкая пулемётная стрельба. Стреляли в направлении Пряжи. Молчанов кивнул дежурному офицеру, тот стремительно вышел из комнаты, чтобы связаться по радио с группой, занявшей оборону за городом.
— Вы вопросы задавайте, товарищ командир, он всё скажет. Он хороший, говорит, что столяр-краснодеревщик, из рабочих, значит…
Молчанов глядел на них тяжёлым взглядом, потом медленно встал, подошёл к окну, вслушался — перестрелка затухала.
— Вы были замужем… до него?
— Нет, я одинокая. Я умею по-ихнему, я буду переводить. Вы ему худо не сделаете?
— Переводчик у нас свой есть. А с пленными у нас обращение гуманное, гражданка. Мы не звери.
Допрос пленного дал не очень многое. Солдат долго и подробно старался рассказать о том, как минировали город, как был получен приказ вывозить станки, кирпич, электромоторы, батареи парового отопления и даже ванны из уцелевших квартир…
— Зачем вы город в концлагерь превратили? — перебил пленного Шенявский. — Какую цель ставили?
— Я простой солдат, я подчинённый. Нам сказали, что так удобнее управлять населением.
Вошёл дежурный офицер, наклонился к Молчанову, сообщил, что на Пряжинском шоссе кто-то из леса обстрелял походную кухню и грузовик, убитых нет, ведутся поиски.
Пленного увели. Сгорбившись, ушла и заплаканная женщина.
Приехала трёхтонка со свежим хлебом, Молчанов тотчас отправил её по лагерям. Пришли двое военных, стали требовать, чтобы их части были размещены как можно скорее и только в центре города. Не успел закончить этот неприятный разговор, как часовой ввёл опрятного старичка в чёрной рясе.
— Вот, вас добиваются, товарищ капитан, — смущённо пробормотал часовой. — Я говорю, комендант заняты, а он своё. Два часа поджидает, поди.
Шенявский предложил стул необычному посетителю.
— Видите ли, мы некоторым образом соседи, — начал гость. — Я священник местной православной церкви. Хочу низко поклониться вам, нашим освободителям, пожелать здравия и многих благ. Должен сообщить, что терпели мы многие лишения и оскорбления от захватчиков. Ныне же все мы воспряли духом, и сегодня же вечером мыслим отслужить торжественный молебен во славу победоносного красного воинства. Не будет ли каких указаний на сей счёт у товарища коменданта?
Молчанов озадаченно поглядел на Шенявского, тот усмехнулся.
— Тут мы вам не указ, — сказал парторг.
— Только без колокольного звона. Супостат ещё рядом, — попытался подстроиться под речь священника Молчанов и засмеялся.
— Теперь о серьёзном деле, святой отец, — сказал Шенявский. — У нас есть убитые. Не найдётся ли место на вашем кладбище? Четыре могилы. Здесь же и Овчинникова похороним, Иван Сергеевич?
— Не обошлось, значит, без смерти. Вот изверги окаянные! — воскликнул священник, и на глазах у него выступили крупные слёзы. — Найдём место, как же, и похороним…
— Нет, это уже наша забота, увольте, уважаемый, — сказал Молчанов.
— Будь по-вашему, — быстро согласился священник, поднимаясь со стула. Пригладив привычным жестом бородку, он шагнул к столу, за которым сидел Молчанов, улыбнулся: — Благодарные миряне собирают подарки для солдат-освободителей. Не Бог весть что — конверты, писчую бумагу, карандашики, кисеты с табачком. Не откажетесь принять, товарищи командиры?
Подарков было много, и на первом месте — пачки отличной белой бумаги, новенькие, по-видимому трофейные, конверты, каждый с крохотным оконцем, затянутым целлофаном… Долго, почти год, писали на этой бумаге бойцы 31-го батальона.
…Совещались на «Марсовом» недолго. Главный вопрос решился положительно — командование фронта выделяло для города муку, другое продовольствие. В сопровождении катера баржа уже вышла из Вытегры. Значит, завтра к вечеру в городе будет свежий хлеб.
После совещания Антонов, Лощаков и Молчанов пошли в город. На площади Ленина к ним подбежал командир взвода связи Черемисинов, доложил, что уже задействовано около двадцати номеров, есть связь с комендатурой и с «Марсовым». Телефоны он ставил по личному указанию Куприянова и его помощника, а также недавно прибывшего секретаря Петрозаводского горкома партии.