Выскочив из метро на станции «Академическая», я помчался к зданию НИИ-4, которое возвышалось вдалеке — массивное, с колоннами и лепниной. Вокруг института кипела жизнь: студенты с папками спешили на занятия, солидные ученые в очках неторопливо прогуливались, обсуждая что-то важное.
У входа в массивное здание из серого гранита, увенчанное красной звездой, я заметил Нинель. Она нервно теребила край своего строгого костюма цвета маренго (гоубовато-грязноватый), то и дело поглядывая на массивные часы «Победа» на запястье. Её глаза были красными, словно она сдерживала слезы. Увидев меня, она всплеснула руками:
— Алексей Николаевич! Ну что же вы? — В её голосе слышалось облегчение пополам с отчаянием. — Вы хоть понимаете, что подводите других своими опозданиями? Меня же с работы снимут за такое!
— Простите, я… — начал было я, но она перебила:
— Молчите! Нас ждёт Игорь Степанович, и он в ярости. Если нас выгонят из проекта, как он этого и хочет… я даже боюсь представить, что будет…
Мы быстро направились к проходной, где два дюжих сотрудника КГБ в форме внимательно изучали каждого входящего. Один из них, с лицом, словно вырубленным из камня, долго вертел в руках мой наспех выписанный пропуск, сверяя его с какими-то списками.
— Товарищ, вы уверены, что имеете допуск? — спросил он, прищурившись.
— Он со мной, — вмешалась Нинель, её голос дрожал. — Петрова, старший научный сотрудник. Вот мой пропуск.
Охранник ещё раз смерил меня подозрительным взглядом, но всё же кивнул:
— Проходите. Но чтоб без фокусов!
Нинель почти бегом вела меня по длинным коридорам. Стены были увешаны плакатами: «Наша цель — коммунизм!», «Советская наука — самая передовая в мире!», портретами Королёва, Курчатова и других светил советской науки. Мы миновали несколько постов охраны, где вооружённые автоматами солдаты внимательно проверяли наши документы.
— Вот здесь мы работаем, — сказала Нинель, остановившись перед массивной стальной дверью с табличкой «Особый отдел. Посторонним вход воспрещён».
Она провернула свой ключ, раздался писк, и дверь с шипением отъехала в сторону.
— Без меня вам не зайти и не выйти… надеюсь это пока. — сообщила она. — Ключи вам еще не положены.
Я молча кивнул и вошел.
Лаборатория поражала своими масштабами: огромные столы, заваленные чертежами и деталями, мерно гудящие ЭВМ «Минск-22» размером с небольшую комнату, колбы и пробирки всех форм и размеров. В воздухе висел лёгкий туман от паяльного дыма. Группа учёных в белых халатах склонилась над каким-то прибором, горячо обсуждая его работу.
В центре этого научного хаоса стоял Игорь Степанович Колесников — второй «избранный». Его волосы были всклокочены, а в глазах горел фанатичный огонь. Увидев нас, он резко оборвал свою беседу с группой учёных и направился к нам быстрым шагом.
— Ну наконец-то! — прогремел его голос. — Товарищ Новиков изволил почтить нас своим присутствием!
Я открыл рот, чтобы извиниться, но Игорь Степанович уже повернулся к Нинель:
— Петрова! Если ваш подопечный ещё раз опоздает, отвечать будете лично перед товарищем Железновым. Ясно?
Нинель побледнела и часто закивала:
— Да, Игорь Степанович. Больше такого не повторится.
Колесников внезапно сменил тон, в его голосе появились нотки притворного дружелюбия:
— Вам, Новиков, крупно повезло. Собрание Политбюро состоится только завтра. Прибудут очень важные товарищи, включая представителей ЦК КПСС. Так что у вас есть время… проявить себя.
Колесников окинул нас серьезным взглядом и сказал:
— Товарищи, завтра важный день. Мы должны представить отчет по каждому заданию, полученному от наших… гостей. Нужно определить, с какими из них у нас больше шансов справиться.
Колесников окинул меня оценивающим взглядом, в его глазах мелькнул хитрый огонек:
— Новиков, у меня для вас особое задание. Вот, — он протянул мне тонкую папку с грифом «Совершенно секретно», — здесь химическая формула одного… интересного вещества. Ваша задача — решить, определить, что это за вещество и к какой части нашего общего проекта оно может относиться.
Я открыл папку и увидел длинную, сложную химическую формулу, занимающую почти всю страницу. Беглый взгляд не выявил ничего необычного — обычная органическая молекула, хоть и довольно сложная.